Глеб спешил к умирающей дочке и взял сиротку с собой. А когда девочка прочитала инструкцию к препарату на шведском он ЗАСТЫЛ от услышанного…
Отец лишь усмехнулся. Она должна была умереть медленно и незаметно. Врачи развели бы руками, сказали бы, что организм не справился.
Ты бы погоревал, но в итоге понял бы, что так даже лучше. Глеб смотрел на него, не веря своим ушам. «Ты, ты больной ублюдок».
Егор вздохнул, будто ему наскучил этот разговор. «Сынок, я сделал это ради тебя». Глеб резко встал.
«Ты сделал это ради себя. Потому что ты не можешь терпеть, что я не стал твоей копией». Отец пожал плечами.
«Возможно». Глеб сжал кулаки, едва сдерживая себя. «Знаешь, что самое смешное, отец?» Егор вскинул брови.
Глеб достал телефон из кармана и положил его на стол. Экран светился, диктофон был включен. Лицо отца перекосилось.
«Ты, я все записал», — холодно сказал Глеб. «Каждое твое слово». Отец резко подскочил, схватил телефон, но Глеб даже не дернулся.
«Поздно», — усмехнулся он. «Запись уже у моего адвоката». Егор замер.
«Ты меня подставил». Глеб наклонился к нему, глаза его горели ледяным огнем. «Нет, отец.
Ты сам себя уничтожил». В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вошли двое мужчин в штатском. «Егор Дмитриевич Успенский, вы задержаны».
Глеб шагнул назад, позволяя им подойти. Егор огляделся, будто не веря в происходящее. «Ты не посмеешь», — Глеб устало усмехнулся.
«Ты сам меня этому научил». Один из оперативников надел на него наручники. «Вы совершили покушение на убийство несовершеннолетнего».
Отец смотрел на Глеба с яростью и презрением. «Ты мне не сын». Глеб хмыкнул.
«А ты мне не отец». Он отвернулся и направился к выходу, не оглядываясь. Шаг и мат.
Теперь его дочь была в безопасности. Суд над Егором Дмитриевичем закончился так, как и должно было, приговором и наручниками. Когда Глеб вошел в зал суда в тот день, он увидел, как отец сидел на скамье подсудимых, не сломленный, не раскаявшийся, а полный презрения и злости.
«Ты уничтожил свою семью», — процедил он сквозь зубы, когда Глеб проходил мимо. Глеб на секунду замер, но потом усмехнулся. «Семью? У меня ее никогда и не было».
Процесс длился недолго. Улики, записи, свидетельства врачей и самой Софьи, которая ради смягчения приговора пошла на сделку, сделали свое дело. Судья проговорил приговор четко и без эмоций, 20 лет строгого режима.
Отец не проронил ни слова. Он даже не посмотрел на Глеба, когда его увели под конвоем. И Глеб тоже не оглянулся.
Прошлого больше не существовало. Кира очнулась через две недели после того, как ее вывезли из больницы. Глеб сидел у ее кровати, держа ее маленькую ладошку в своей, когда вдруг почувствовал слабый, но явный ответный жатия.
«Папа?» Глеб резко поднял голову, и в следующий миг его сердце, казалось, взорвалось от счастья. Она смотрела на него ясными, хоть и уставшими глазами. «Малышка, ты слышишь меня?» Голос его дрогнул, а к горлу под котелком Кира медленно кивнула…
