* Каждое утро мы с сыном провожали мужа на станцию. Но в тот день, по дороге домой, пятилетний сын вдруг прошептал…

Максим, попивая кофе, листал новости на планшете, время от времени бормоча себе под нос что-то про котировки акций и волатильность рынка. Лёша уплетал сырники со сметаной, без умолку, рассказывая мне о событиях в детском саду. Мам, а у нас сегодня рисование. Я нарисую диплодока.

Как здорово, сынок. А какого цвета он будет? Зелёного и с длинной-длинной шеей. Я слушала болтовню сына, но краем глаза наблюдала за мужем.

В последнее время он стал возвращаться домой всё позже, и я всё чаще замечала на его лице печать усталости. Конечно, я понимала, большая должность, огромная ответственность, стресс, но иногда его вид меня беспокоил. Он стал каким-то отстранённым, словно его мысли были где-то очень далеко. Когда я пыталась заговорить с ним об этом, он лишь отмахивался.

Всё в порядке, Алина. Просто сложный проект, скоро закончится. Я хотела верить. Я должна была верить.

Эта пятнадцатиминутная поездка до станции метро, откуда ходили скоростные электрички Ласточка до столицы, была нашим особенным семейным временем. Обычно в машине играла музыка, Лёша подпевал, а Максим отбивал ритм ладонью по колену. Но в последнее время поездки становились всё тише. Максим чаще всего молча смотрел в телефон, нахмурив брови.

Когда мы подъехали к станции, он быстро чмокнул меня в щёку и обернулся к заднему сиденью, чтобы попрощаться с Лёшей. Хорошего дня тебе сегодня. И ты, папа, работай хорошо. Лёша помахал ему своей маленькой ручкой.

Максим улыбнулся и направился к турникетам. Я смотрела ему вслед на его уверенную походку, на то, как ладно сидел на нём дорогой костюм. Я видела в нём опору, скалу, защиту для нас с сыном. Да, он казался уставшим в последнее время, но это было лишь доказательством того, как усердно он работает ради нашей семьи, ради этого дома, ради наших будущих поездок на море, ради лучшей частной школы для Лёши.

Я хотела поддерживать его, как только могла. На обратном пути Лёша листал свою любимую книжку с картинками на заднем сиденье. Я смотрела на него в зеркало заднего вида, мысленно составляя план на день: заехать в Ашан за продуктами, приготовить ужин, забрать Лёшу из садика, а вечером встретить Максима. Обычная рутина изо дня в день.

Но для меня это была уютная и понятная жизнь, в которой я чувствовала себя на своём месте. Когда мы приехали домой, Лёша сразу побежал наверх в свою комнату. Я заложила бельё в стиральную машину, убрала на кухне, надеясь на ещё один мирный день. Я ещё не знала, что мир в нашем доме был всего лишь красивой иллюзией, за которой уже давно разрасталась страшная разрушительная опухоль, и что очень скоро мой мир рухнет, погребая под обломками всё, во что я верила.

Прошло около 3х недель, и ощущение тревоги перестало быть просто фоновым шумом. Оно стало навязчивым, липким, как паутина, из которой я не могла выбраться. Изменения в муже стали слишком очевидными, чтобы их можно было списывать на усталость и сложный проект на работе. Время его возвращения домой сдвигалось всё дальше к ночи.

Если раньше он приезжал к 7:00 вечера, то теперь его появление после 9:00, а то и десяти, стало нормой. Он входил в дом с измученным лицом. Бросал мне короткое привет и сразу направлялся в душ, словно хотел смыть с себя не просто усталость дня, а что-то ещё, что-то грязное. Однажды вечером, когда я собирала его костюм, чтобы отдать в химчистку, я уловила странный незнакомый запах.

Это не был женский парфюм, как в дешёвых сериалах про измену. Это был тяжёлый, едкий запах какого-то освежителя воздуха с приторно сладкой отдушкой, смешанной с запахом застоявшегося табачного дыма. Совершенно не похоже на запах нашего дома или его офиса. Сначала я убедила себя, что он мог просто посидеть с коллегами в каком-нибудь баре, но этот запах появлялся на его одежде снова и снова, каждую неделю.

И его телефон. Раньше он мог бросить свой смартфон на столе в гостиной и забыть о нём на весь вечер. Теперь он носил его с собой постоянно, даже в ванную. Когда во время ужина приходили сообщения, он мгновенно бросал взгляд на экран и, иногда нахмурившись, выходил из-за стола, чтобы позвонить в другую комнату.

«Это по работе, срочно», — бросал он мне, возвращаясь. Но я чувствовала в его голосе напряжение, которое не имело ничего общего с рабочими авралами. Я не хотела сомневаться в муже. Я любила его.

Но маленькое семя тревоги, посаженное в глубине моего сердца, начало прорастать, пуская ядовитые корни. Однажды вечером я не выдержала. Максим, что происходит? Ты сам не свой…