Люде от бабушки досталась старая ржавая машина…

Врет, скорее всего. Но даже если он там, в Одессе, что я ему скажу? Покажу старое завещание и письмо? Он просто рассмеется мне в лицо. Мне нужны были не просто эмоции.

Мне нужны были факты. Доказательства. Что-то, чем можно было бы прижать его к стенке.

И я снова подумала о машине. Машина – это ключ. Номер телефона я нашла.

Это привело меня к сиделке, Лидии Ивановне. Я должна была с ней встретиться. Это было важнее всего.

Я все, сказала Алина, поднимая на меня глаза. Поезд перенесла на неделю. Без штрафа, к счастью.

Так что у нас есть время. Что дальше? Дальше, я остановилась. Дальше мне нужно сделать один очень важный визит.

Здесь, в городе? А потом, мы поедем в Одессу. На моей машине. Алина посмотрела на меня с сомнением, потом перевела взгляд за окно, где стоял мой синий запорожец.

На этой? Спросила она тактично. На этой, твердо ответила я. Она доедет. Я сама не была в этом уверена, но сейчас мне нужно было верить во что-то.

И эта машина была моим единственным реальным активом. Моим боевым конем. Но сначала, Лидия Ивановна.

Я объяснила Алине, кто это, и что я надеюсь от нее узнать. Она слушала внимательно, кивая. Хорошо.

Я могу поехать с тобой? Спросила она. Я не хочу сидеть здесь одна. Дай, может, вдвоем нам будет безопаснее.

Я согласилась. Ее присутствие придавало мне сил. Я больше не была одна в этой войне.

Пансионат для ветеранов находился на другом конце города. Мы ехали молча. Я думала о том, что спрошу у Лидии Ивановны.

Алина смотрела в окно, и я видела, как она пытается осмыслить все, что на нее свалилось. Пансионат оказался большим, казенным зданием из желтого кирпича, окруженным старым парком. На вахте строгая женщина в белом халате долго выясняла, кто мы и к кому, потом позвонила по внутреннему телефону.

К вам пришли, Лидия Ивановна. Проводить? Она слушала ответ. Хорошо, сейчас спустятся.

Она не спустилась. Она вышла к нам в холл, опираясь на палочку. Маленькая, худенькая, в простеньком домашнем халате.

Увидев меня, она заулыбалась. Верочка, деточка. А я уж думала.

Не придешь. Мы обнялись. От нее пахло лекарствами и чем-то уютным, домашним.

А это кто с тобой? Спросила она, с любопытством глядя на Алину. Я представила их друг другу, кратко объяснив, что Алина – моя знакомая, которая помогает мне разобраться в одном сложном деле. Лидия Ивановна понимающе кивнула.

Ну пойдемте ко мне, не здесь же стоять. Ее комната была такой же маленькой, как и моя, но очень уютной. На окнах – горшки с геранью.

На стенах – старые фотографии в рамочках. На маленьком столике – стопка книг. Мы сели.

Она налила нам чаю из старого электрического чайника. «Ну, рассказывай, что у тебя стряслось», – сказала она, глядя на меня своими выцветшими, но очень внимательными глазами. И я рассказала.

Все. Про оглашение завещания. Про то, как меня выгнал муж.

Про машину. Про багажник, коробку, письмо. Про поездку в Белую Церковь.

Про визит Алины. Я говорила долго, сбивчиво, иногда срываясь на слезы. Алина сидела рядом и молча гладила меня по руке.

Лидия Ивановна слушала, не перебивая, только иногда качала головой и поджимала губы. Когда я закончила, она долго молчала. Потом тяжело вздохнула.

«Я так и знала», сказала она тихо. «Я чувствовала, что добром это не кончится. Олег твой, он давно глаз на эту квартиру положил.

Еще при жизни Веры Николаевны все ходил, выспрашивал, какие документы, где лежат. Лидия Ивановна, я наклонилась к ней. Бабушка в письме написала, что он заставил ее подписать новые бумаги.

Вы что-нибудь видели? Вы были там в тот день?» Она снова вздохнула. «Видела, деточка. Все я видела.

Это было где-то за месяц до ее ухода. Она уже совсем плоха была. Иногда в сознание приходила, а иногда заговаривалась.

И вот в один из таких дней приехал Олег. Я как раз собиралась уходить, моя смена заканчивалась. А он мне говорит, вы, Лидия Ивановна, идите, отдыхайте.

Я тут с бабушкой сам посижу, поговорю. А сам такой, нервный, глаза бегают. И не один он был.

Не один? Спросила я, вспомнив слова бабы Нины. Нет. С ним была женщина.

Такая, холеная, в дорогом костюме. С папкой кожаной. Она в коридоре осталась, а он к бабушке в комнату прошел.

Я уходить собралась, да что-то меня остановило. Тревожно на душе стало. Я тихонько дверь приоткрыла и слушаю.

Она замолчала, прикрыв глаза, как будто снова видела ту картину. Он ей что-то ласково так говорил, «Бабуля, тут формальность одна. Нужно подписать бумажку для налоговой, чтобы потом проблем не было.

Ты не волнуйся, я все сам сделаю, тебе только подпись поставить». А она лежит, смотрит на него и ничего не понимает. Говорит, «Олежка, что это? Я ничего не хочу подписывать.

У меня все Верочке останется». А он ей, «Да, конечно, Верочке, кому же еще? Это просто для порядка, бабуль. Вот здесь, крестик поставь, и все».

Она плакать начала, говорит, «Не буду». И тут он голос повысил. Так зло сказал, «Подписывай», я сказал.

А то хуже будет. Я испугалась, хотела войти, вмешаться. Но тут эта женщина из коридора зашла.

Тихо так ему говорит, не надо кричать. Дайте ей успокоительное. И мы все сделаем сами.

У меня все похолодело внутри. Что, что они сделали? Олег вышел из комнаты злой, как черт. Прошел на кухню.

Я слышала, как он там гремел посудой. Потом вернулся со стаканом воды. И с ним эта женщина.

Она достала из своей сумочки пузырек, накапала что-то в воду. Дали бабушке выпить. Она выпила и почти сразу уснула.

Таким тяжелым, нехорошим сном. А они, они сидели в комнате. Долго.

О чем-то шептались. Я слышала обрывки фраз. Руку нужно направить.

Подпись должна быть похожей. Я поняла, что они делают что-то страшное. Я хотела позвонить в полицию, тебе позвонить, но я так испугалась.

У меня ведь никого нет. А они люди, такие, знаешь, которые через любого переступят. Я просто ушла.

Тихо, тихо, как мышка. На следующий день пришла, а бабушка ничего не помнит. Только плачет и говорит, что Олежка ее обидел.

Она замолчала и заплакала. Тихо, по-стариковски, вытирая слезы уголком платка. Прости меня, Верочка.

Струсила я. Старая дура, испугалась. Вы ни в чем не виноваты, Лидия Ивановна, сказала я, хотя у самой ком стоял в горле. Вы могли бы рассказать это в суде? Она испуганно посмотрела на меня.

В суде? Деточка, да меня там никто слушать не станет. Скажут старая, из ума выжила. И они же, они меня найдут.

Они мне пригрозили тогда. Когда я уходила, Олег меня в коридоре догнал. Схватил за руку и так сказал, тихо, тихо, если хоть слово кому-нибудь скажете, пеняйте на себя.

У вас ведь тоже есть родственники, да? А у меня внучка одна единственная. Я за нее боюсь. Я поняла, что она не свидетель.

Она слишком напугана. И я не могла ее за это винить. Я бы и сама, наверное, на ее месте испугалась.

Мы сидели в тишине. Казалось, что все. Тупик.

Но тут Лидия Ивановна вдруг встрепенулась. Постой-ка, сказала она. Я ведь не совсем с пустыми руками.

Я когда поняла, что дело не чисто, я, я кое-что сделала. Она встала, подошла к старому комоду, порылась в ящике и достала маленький диктофон.

Старый, кассетный. Я на следующий день, когда пришла, включила его и положила под подушку бабушки. Незаметно.

И записала наш с ней разговор. Она как раз в себя пришла, все помнила. И она мне все рассказала.

Как он на нее кричал, как заставлял подписывать. Она плакала и просила меня, чтобы я тебя защитила. Говорила, он ведь все у нее отнимет, Лида, все.

Спаси мою Верочку. Она протянула мне диктофон. Вот.

Возьми. Может, это тебе поможет. Это ее голос.

Ее слова. Против этого они не попрут. Я взяла диктофон.

Он был легкий, пластмассовый, но в моих руках он казался тяжелее золота. Это было оно. То самое доказательство.

Но это еще не все, сказала Лидия Ивановна, и в ее глазах появился хитрый огонек. Я ведь не только слышала, но и видела. Ту женщину.

Я ее потом в газете видела, в разделе светской хроники. Она у нас в городе известная личность. Адвокат.

Только специализируется она не на законах. А на том, как их обходить. Помогает решать вопросы.

Очень влиятельная, и очень опасная дама. А у вас есть эта газета? С замиранием сердца спросила я. Газеты нет. Зачем мне хлам хранить? Но я ее хорошо запомнила.

И не только я. Тут она снова полезла в комод и достала старый фотоальбом. Пролистала несколько страниц и вытащила фотографию. Это мы с Верой на юбилее пансионата, два года назад.

Нас фотографировали для стенгазеты. А вот смотри. Она показала пальцем на задний план фотографии.

Там, в группе гостей, стоял мой брат Олег. А рядом с ним та самая женщина. Холеная, в дорогом костюме, с хищной улыбкой.

Они о чем-то оживленно беседовали. Вот она. Я эту фотографию тогда специально попросила.

Чувствовала, пригодится. Я смотрела на это фото, и у меня в голове все встало на свои места. Олег не просто нашел правильного нотариуса.

Он нанял профессионала. Человека, который специализируется на таких делах. И они давно были знакомы.

Задолго до того, как бабушка заболела. Они готовились. Я взяла диктофон и фотографию.

Спасибо, Лидия Ивановна. Спасибо вам огромное. Вы мне очень помогли.

Ты только осторожнее, деточка. Сказала она, провожая нас. Они звери.

Почуют кровь, не отступятся. Мы вышли из пансионата на улицу. В голове у меня был уже четкий план…