* Люде от бабушки досталась старая ржавая машина…

Иногда доставала бабушкин дневник, пыталась читать. Но строчки расплывались перед глазами. Я не могла сосредоточиться.

Я была на грани. Готова была сдаться. Признать, что тетя Маша и Саша правы.

Что я просто обиженная дура, которая борется с ветряными мельницами. И вот в один из таких серых, беспросветных вечеров, в мою дверь тихонько постучали. Я вздрогнула.

Я никого не ждала. Кто там? Спросила я. Вера? Это я, Нина. Подруга вашей бабушки.

Можно? Нина Ивановна. Баба Нина. Я знала ее с детства.

Они с бабушкой были неразлучны. Две старушки-веселушки, как они сами себя называли. После смерти бабушки я видела ее на похоронах, но мы толком не поговорили.

Я открыла дверь. На пороге стояла она, маленькая, сухонькая, в старом плаще и с цветастым платком на голове. В руках она держала авоську, в которой угадывалась пачка чая и что-то завернутое в бумагу, похоже, печенье.

«Здравствуй, деточка», сказала она тихо и как-то виновато. «Я тебя еле нашла». Спрашивала у людей, говорят, ты теперь здесь живешь? Пустишь на чай? Я молча посторонилась, пропуская ее в свою коморку.

Она вошла, огляделась. «Ну, чисто», неопределенно сказала она. «Я тебе тут принесла, чайку попьем, поговорим».

Мы сидели за моим маленьким столом. Она заварила чай в моей единственной чашке и в стакане, который дала мне хозяйка. Развернула печенье.

Я смотрела на нее и не знала, что говорить. Зачем она пришла? Осудить, как все остальные? Поучать? Она отпила глоток чая, помолчала, собираясь с мыслями. «Слухи ходят, Верочка», начала она издалека.

«Всякие. Нехорошие. Будто ты наследством недовольна», бучу подняла.

Я напряглась. Ну вот, началось. Ты не думай, я не с упреками.

Она будто прочитала мои мысли. «Я твою покойницу как облупленную знала. Пятьдесят лет дружили.

И я знаю, как она тебя любила. Больше жизни. Никогда бы она тебя не обидела.

Никогда». Она посмотрела мне прямо в глаза, и в ее взгляде не было ни осуждения, ни жалости. Только твердая уверенность.

И от этого взгляда у меня отлегло от сердца. Хоть один человек. Хоть один верит мне.

Я потому и пришла, — продолжала она шепотом, наклонившись ко мне через стол. — Предупредить тебя. Будь осторожна, девочка.

Твой брат, он не тот, за кого себя выдает. — Я знаю, — тихо сказала я. — Ты не все знаешь, она покачала головой. Я ведь рядом с Верой была до последнего дня.

Почти каждый день заходила. И я видела. Я видела, как он приезжал.

Не один раз. А за несколько дней до похорон, он снова был у нее в квартире. Я замерла.

После смерти? Зачем? Да. Похороны еще не назначили, а он уже там был. Я шла мимо, хотела зайти, цветы полить.

А дверь приоткрыта. И голоса слышны. Его голос.

И еще чей-то. Мужской. Чужой.

Я не стала заходить. Испугалась. Но я видела, как они вышли.

Твой брат. И с ним еще двое. Не из наших, не из местных.

В костюмах. С портфелями. Они сели в дорогую черную машину и уехали.

А Олег твой, он оглянулся на окна бабушкиной квартиры. И улыбнулся. Такая у него была улыбка, страшная.

Как будто он гору с плеч свернул. Она замолчала, тяжело дыша. А я сидела, и картинка в моей голове начала складываться.

Визит к больной бабушке. Новое завещание. Потом визит в пустую квартиру после ее смерти.

С какими-то людьми в костюмах. Он что-то искал, сказала баба Нина твердо. Или что-то прятал.

Не знаю. Но он там был не просто так. Он не один, Верочка.

За ним кто-то стоит. Так что ты, поосторожнее. Не лезь на рожон одна.

Они тебя сожрут и не подавятся. Она допила свой чай, встала. Подошла ко мне, погладила по голове, как маленькую.

Держись, внучка. Правда, она, знаешь, как вода. Всегда себе дорогу найдет.

Даже сквозь камень. Она ушла, оставив меня одну с этой новой, страшной информацией. Брат был не один.

Кто эти люди? Что они делали в квартире? Что искали? Теперь я понимала, что дело не просто в семейной ссоре. Не просто в жадности. Все было гораздо сложнее и опаснее.

И я, со своей ржавой машиной и старым завещанием, влезла во что-то, чего до конца не понимала. Но отступать было поздно, и страшно, очень страшно. Визит бабы Нины оставил после себя тяжелый осадок.

Ее слова про Олега и таинственных людей в костюмах крутились у меня в голове, не давая покоя. Я сидела в своей коморке и чувствовала, как стены сжимаются вокруг меня. Одно дело – подозревать брата в подлости и жадности.

И совсем другое – понимать, что он действует не один, что за ним стоят какие-то серьезные, неизвестные мне силы. И что они уже хозяйничали в бабушкиной квартире. Что они там делали, искали ту самую бархатную коробку? Очень может быть.

Значит, Олег знал о ее существовании. Или догадывался. Эта мысль заставила меня похолодеть.

Получается, я опередила его всего на несколько дней. Если бы я не решилась в ту ночь уехать на этом ржавом запорожце, если бы не полезла в багажник за одеялом, коробка досталась бы ему. И я бы никогда ничего не узнала.

Осталась бы униженной и обманутой дурой, в которую меня так старательно превращали. Страх смешивался с каким-то злым азартом. Я чувствовала себя пешкой в чужой игре, правила которой мне были неизвестны.

Но у меня на руках оказался главный козырь, та самая коробка. И теперь мой ход. Вот только какой.

Что я могу сделать? Пойти в полицию. С чем? С письмом от покойной бабушки и недействительным завещанием? На меня посмотрят как на сумасшедшую. Нанять адвоката.

Я не знала ни одного, которому могла бы доверять. А отдавать бабушкины деньги первому встречному юристу, который, скорее всего, окажется в сговоре с нотариусом Олега, было просто глупо. Я снова и снова возвращалась мыслями к машине.

Машина – это ключ. Я перебрала в голове все, что могла. Может, где-то в обшивке спрятан еще какой-то документ? Может, под сиденьем? Я решила, что завтра же с утра разберу салон по досочке.

Обыщу каждый сантиметр. Ночь я спала плохо. Мне снились какие-то темные коридоры, чужие лица, смех Олега.

Я проснулась разбитая, с головной болью. Наскоро выпила чаю и пошла к машине, припаркованной на улице. Я начала с салона.

Отодвинула сиденья, заглянула под коврики. Ничего, кроме пыли и какого-то мусора. Простучала всю обивку.

Открутила крышку бардачка. Пусто. Я была в отчаянии.

Может, я все не так поняла? Может, это просто была фраза, сказанная бабушкой в бреду? Я открыла багажник. Снова. Посмотрела на него уже другими глазами.

Не как на хранилище старого хлама, а как на сейф. Я вытащила все, что там было, запаску, инструменты, канистру. Проверила все ниши.

Простучала пол. Ничего. Никаких тайников, никаких двойных стенок.

Просто старый, ржавый багажник. Я села на бампер, чувствуя себя полной идиоткой. Что я ищу? Сама не знаю что.

Я уже была готова все бросить, как вдруг мой взгляд упал на внутреннюю сторону крышки багажника. Там на металле были какие-то царапины. Не случайные, а как будто выведенные чем-то острым.

Я присмотрелась. Это были цифры. Неровные, нацарапанные дрожащей рукой.

Номер телефона. Семизначный. Старый, городской.

Без кода. У меня замерло сердце. Это оно? Это и есть ключ? Номер телефона? Чей? Я быстро сфотографировала его на свой телефон.

Вернулась в свою комнату. Села на кровать и уставилась на эти цифры. Звонить? Просто так, наобум? А что я скажу? Здравствуйте, я нашла ваш номер в багажнике старой машины.

Меня примут за мошенницу или сумасшедшую. Я решила сначала пробить этот номер. Сейчас ведь в интернете можно найти все что угодно.

Я ввела цифры в поисковик. Результатов было немного. Какие-то старые телефонные справочники, форумы.

И вдруг, одна ссылка. На архивный сайт какой-то местной газеты десятилетней давности. Статья о ветеранах труда.

И там, в списке награжденных, была фамилия и этот номер телефона. Коваленко Лидия Ивановна, медсестра на пенсии. Лидия Ивановна.

Имя мне ничего не говорило. Бабушка никогда о ней не упоминала. Может это просто совпадение? Я сидела, глядя на телефон.

И боролась с собой. Страх и любопытство боролись во мне. В конце концов, любопытство победило.

Что я теряю? Я набрала номер. Пошли длинные гудки. Я уже думала, что никто не ответит, и собиралась сбросить, как вдруг на том конце провода раздался старческий, немного глуховатый женский голос.

Алло. Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, это Лидия Ивановна.

Спросила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. На том конце помолчали. Кто ее спрашивает? Голос был настороженным.

Меня зовут Вера Григоренко. Я внучка Веры Николаевны. Верочки? Голос мгновенно потеплел.

Верочка, это ты? Господи, а я тебя по голосу и не узнала. Как ты? Я растерялась. Она меня знает? Мы с вами знакомы? Ну как же, в голосе прозвучала обида.

Я у Веры Николаевны сиделкой работала последние два года. Каждый день у нее была. Ты же приходила, мы виделись.

Сиделка. Точно. Я вспомнила.

Пожилая, тихая женщина, которая помогала мне ухаживать за бабушкой, когда я уходила на работу. Я так была замотана в те дни, что даже не запомнила ее имени.

Мне стало стыдно. Лидия Ивановна, простите, я, да ладно, перебила она. У тебя горе было, не до меня.

Как ты, деточка? Как все прошло? Я на похоронах не смогла быть, ноги совсем плохие стали. Все сложно, Лидия Ивановна, ответила я уклончиво. Слыхала я, вздохнула она.

Земля слухами полнится. Что братец твой все себе захапал. Не по-божески это.

Не по-людски. Вера Николаевна не этого хотела. Она тебя на руках носила.

Лидия Ивановна, а можно с вами встретиться? У меня есть к вам очень важный разговор. Приезжай, конечно, деточка. Что же не встретиться? Я сейчас в пансионате для ветеранов живу, на улице Садовой.

Комната 112. Приезжай, я ждать буду. Я записала адрес.

Пансионат для ветеранов. Вот почему я не видела ее после смерти бабушки. Она переехала.

Я положила трубку, и у меня появилась новая надежда. Сиделка. Человек, который был с бабушкой каждый день.

Она могла что-то знать. Что-то видеть. Она могла быть тем самым свидетелем, о котором говорил нотариус.

Но в этот день встретиться с ней мне было не суждено. Я как раз собиралась выходить, накидывала свою новую куртку, как услышала шум на улице. Шум подъехавшей машины, хлопок дверцы.

Потом стук в калитку. Я выглянула в окно. У ворот стояло такси.

А рядом с ним девушка. Молодая, лет 28, в строгом деловом костюме. С чемоданом на колесиках.

Она растерянно оглядывалась по сторонам. Я замерла. Кто это? Ко мне? Не может быть.

Никто не знает этого адреса, кроме бабы Нины. Может, к хозяйке? Но тут раздался стук в мою дверь. Это была Елена Григорьевна, моя хозяйка.

Лицо у нее было недовольное. Там к тебе, сказала она сухо. Какая-то девица.

Спрашивает Григоренко. Кровь отхлынула от моего лица. Ко мне…