* Люде от бабушки досталась старая ржавая машина…

Теперь у меня было оружие. Не просто слова, а доказательства. Запись голоса бабушки.

И фотография, связывающая Олега с этой женщиной. Теперь в Одессу, сказала я Алине. Прямо сейчас.

Мы не стали заезжать домой. Я купила на заправке термос, кофе, бутерброды. Залила полный бак.

И мы поехали. Дорога была как в бреду. Я вела машину почти без остановок.

Мы менялись с Алиной, когда я совсем выбивалась из сил. Она оказалась неплохим водителем. Запорожец наш скрипел, тарахтел, но ехал.

Упрямо полз на юг, пожирая километры. Мы доехали до Одессы поздно ночью, почти через сутки. Город встретил нас огнями, запахом моря и цветущими каштанами.

Но мне было не до красот. Я нашла по навигатору улицу Дерибасовскую. Вот он, дом номер 17.

Высокая современная башня, с панорамными окнами. Он так отличался от моего серого, унылого города. Я припарковала машину во дворе.

Мы сидели и смотрели на окна на 25 этаже. В них горел свет. Он был там.

Он не уехал ни в какую Европу. Он был дома. В моем доме.

«Что теперь?» шепотом спросила Алина. «Теперь разговор», — сказала я. Мы поднялись на лифте. У меня дрожали колени.

Я нажала на кнопку звонка. Долго никто не открывал. Потом за дверью послышались шаги.

Замок щелкнул. Дверь открылась. На пороге стоял Олег.

В одних шортах, с голым торсом. Заспанный, раздраженный. Увидев меня, он сначала не понял, кто это.

Потом его глаза расширились от удивления. А потом на его лице появилась та самая самодовольная, презрительная ухмылка. «Сестренка? Какими судьбами?» Решила навестить своего богатого брата.

«Проходи, не стесняйся. Посмотри, как люди живут». Он отступил, пропуская меня в квартиру.

Я вошла. И замерла. Это была не бабушкина квартира.

От нее не осталось и следа. Шикарный, безликий евроремонт. Белая кожаная мебель.

Огромный телевизор на стене. Ни одной старой вещи, ни одной фотографии. Он стер все.

Всю память. «Ну как тебе?» Спросил он, наслаждаясь моим шоком. «Нравится? Это тебе не твоя конура на окраине.

Где бабушкины вещи?» «Кому нужен этот хлам?» Я посмотрела на него. В его глазах не было ничего. Пустота.

«Зачем ты это сделал, Олег?» «Потому что мог». Он рассмеялся. «Потому что я победитель, а ты – проигравшая».

Всегда ею была. Жалкая, никчемная неудачница. Бабушка это под конец жизни поняла, вот и исправила свою ошибку.

Оставила все тому, кто этого достоин. Она ничего не исправляла. Ты ее заставил.

Он снова рассмеялся, еще громче. «Докажи. У тебя есть что-нибудь, кроме твоих жалких слез и обид? У тебя есть твоя коробка со сказками, которую ты, я знаю, нашла?» «А у меня – нотариально заверенное завещание и выписка из реестра.

Закон на моей стороне, сестренка». «Иди, поплачь. Можешь даже в суд подать.

Посмотрим, кто тебе поверит». Он был так уверен в себе. Так нагл.

Он упивался своей безнаказанностью. И тогда я сделала то, ради чего приехала. Я молча достала из сумки фотографию.

Ту самую, из пансионата. И положила ее на стеклянный столик. А эта дама, – спросила я тихо, – она тоже на твоей стороне?

Он взглянул на фотографию. И его улыбка медленно сползла с лица. Он побледнел.

Я видела, как у него на лбу выступила испарина. Он смотрел то на фото, то на меня. В его глазах больше не было самодовольства.

Только ярость. И страх. Он молча смотрел на фотографию несколько секунд.

Потом поднял на меня взгляд. «Ты, что ты хочешь?» Прошипел он. «Я хочу то, что принадлежит мне по праву.

Ты ничего не получишь». Заорал он. Он схватил фотографию, скомкал ее и швырнул мне в лицо.

«Убирайся отсюда. Вон». Он подскочил ко мне и начал выталкивать из квартиры.

«Ты хочешь войны?» Кричал он мне в спину, когда я уже была на площадке. «Хорошо. Ты ее получишь.

Я тебя уничтожу. Ты пожалеешь, что родилась на свет». Он с силой захлопнул дверь.

Я слышала, как он поворачивает ключ в замке, потом еще один. Я стояла на лестничной площадке, тяжело дыша. Рядом, бледная как полотно, стояла Алина.

«Война объявлена». И я знала, что он не шутит. Он действительно попытается меня уничтожить.

Но я больше не боялась. Потому что я видела страх в его глазах. И это давало мне надежду.

Мы спустились вниз, на улицу, и сели в машину. Тишина в салоне была оглушительной. Ее нарушал только шум прибоя, доносившийся с набережной.

Я сидела, вцепившись в руль, и пыталась унять дрожь в руках. Крики Олега все еще звучали у меня в ушах. «Я тебя уничтожу».

Это не было пустой угрозой. Я знала своего брата. Если он чего-то хотел, он шел по головам.

А сейчас я стояла у него на пути. Я была угрозой его благополучию, его новой, шикарной жизни. «Что теперь?» «Прямо сейчас».

«Возвращаться в наш город». «Но почему? Мы же только приехали. Может, стоит пойти в полицию? Рассказать все?» «В полицию?» Я горько усмехнулась.

«С чем?» Со скомканной фотографией, которую он швырнул мне в лицо? «Они даже заявление не примут. Скажут, семейные разборки.

Нет. Нам нужно вернуться. И найти настоящие, неопровержимые доказательства».

«Какие, что еще мы можем найти?» «Свидетеля», — сказала я твердо. «Мне нужно поговорить с одним человеком. С сиделкой, которая была с бабушкой в последние дни.

Лидия Ивановна. Она – мой единственный шанс». Я не стала рассказывать Алине про диктофон и фотографию, которые уже были у меня.

Не потому, что не доверяла ей. А потому, что не хотела давать ей ложных надежд. И себе тоже.

Я еще не знала, чего стоит эта запись. Какого она качества? Можно ли ее вообще использовать? И фотография. Она доказывала знакомство Олега с этой женщиной, но не их сговор.

Мне нужно было больше. Мне нужны были живые показания. Мы поехали обратно.

Та же долгая, изматывающая дорога. Но теперь она была другой. Теперь за нами гнался страх.

Мне все время казалось, что за нами следят. Что вот-вот на хвост сядет черный джип, как в плохих боевиках. Я постоянно смотрела в зеркало заднего вида.

Алина тоже молчала, погруженная в свои мысли. Наверное, тысячу раз пожалела, что связалась со мной? Когда мы, наконец, въехали в наш город, я почувствовала не облегчение, а новую волну тревоги.

Здесь все было пропитано его влиянием. Здесь у него были связи. А я была одна.

Первым делом я поехала не к себе, в свою коморку, а снова в пансионат для ветеранов. Я не стала звонить Лидии Ивановне. Боялась, что ее телефон могут прослушивать.

Это казалось паранойей, но после встречи с Олегом я была готова ко всему. Мы с Алиной вошли в уже знакомый холл. Та же строгая женщина на вахте.

Мы к Лидии Ивановне Коваленко, из 112-й, сказала я. Она посмотрела на нас с подозрением. А она вас ждет? Да, соврала я, не моргнув глазом. Она сняла трубку внутреннего телефона.

Я замерла. Если она сейчас скажет, что Лидия Ивановна никого не ждет, все пропало. Но, видимо, та просто ответила, что сейчас спустится.

Вахтерша положила трубку и кивнула нам, ждите. Лидия Ивановна появилась через несколько минут. Увидев меня, она не удивилась, а наоборот, как-то облегченно вздохнула.

Пришла, сказала она тихо. Я так и думала, что ты вернешься. Пойдемте.

Мы снова поднялись в ее маленькую, уютную комнату. Она заперла дверь на задвижку. Что-то случилось? Спросила она, глядя на меня в упор.

Я была у него. В Одессе, сказала я. Она ахнула и прижала руки к груди. Господи, девочка, ты с ума сошла.

Он же, он же опасен. Я знаю. Он мне угрожал.

Сказал, что уничтожит меня. Я ему верю. Кивнула она.

Он на все способен. Что ты будешь делать? Лидия Ивановна, я посмотрела ей прямо в глаза. Мне нужна ваша помощь.

Вы должны стать моим свидетелем. Вы должны рассказать в суде все, что видели. Как они напаивали бабушку лекарствами, как подделывали подпись.

Она испуганно отшатнулась. В суде? Верочка, я же тебе говорила, я не могу. Я боюсь.

За внучку боюсь. Он ведь не побрезгует ничем. Он найдет способ на нее надавить…