Сергей Волошин крутил в руках гаечный ключ, разглядывая старый мотоцикл Днепр, который притащил со свалки неделю назад. Ему было 45 лет, он разведен, двое взрослых детей живут своей жизнью. Работал электриком в ЖЭКе, но настоящей страстью были моторы, все, что ездит, летает или плавает.
По выходным Сергей наведывался на городскую свалку. Не за деньгами, просто нравилось давать вторую жизнь выброшенным вещам. То велосипед отремонтирует и отдаст соседским пацанам, то радиоприемник старый приведет в порядок. В то субботнее утро 3 октября было промозгло, мелкий дождь моросил с самого рассвета, превращая свалку в месиво грязи и луж.
Сергей натянул резиновые сапоги, старую армейскую куртку и поехал на своей шестерке. Свалка находилась на окраине города, за Промзоной. Огромная территория, где горы мусора напоминали холмы какого-то апокалиптического пейзажа. Бульдозеры гоняли отходы, чайки кружили над свежими завалами, бомжи рылись в поисках металлолома и бутылок.
Сергей знал, где искать. Обычно интересные вещи оказывались в стороне, куда люди сами привозили крупногабаритный мусор. Там стояли сломанные диваны, холодильники, стиральные машины. Прошел вдоль ряда выброшенной мебели, когда взгляд зацепился за что-то знакомое.
Детская коляска. Дорогая, судя по виду. Серая, с синими вставками, большие надувные колеса, амортизаторы. Такие в магазинах тысяч за 40 продают.
Что за идиоты выбрасывают? Подумал Сергей, подходя ближе. Коляска была вся в грязи, словно ее несколько дней таскали по бездорожью, а потом швырнули сюда. Капюшон порван, на обивке пятна, то ли от земли, то ли от чего похуже.
Сергей присмотрелся внимательнее. Рама целая, колеса все на месте, механизм складывания работает. Можно отмыть, подлатать, и коляска как новая. У соседки Марины внучка родилась месяц назад, живут бедно.
Вот обрадуется. Он откинул капюшон, заглянул внутрь. Матрасик грязный, но цел. Сергей начал вытаскивать его, чтобы проверить основание.
Под матрасиком обнаружился пластиковый поддон с небольшим углублением для мелочей. В углублении что-то лежало. Сергей достал сложенную бумагу в прозрачном файле, чтобы не промокла. Развернул.
Первым делом выпала фотография. Обычная любительская карточка. Молодая женщина лет 25, светлые волосы до плеч, усталая улыбка. Она держит на руках младенца, девочку в розовом комбинезончике.
Малышке месяцев 5-6, не больше. Фон самый обычный, квартира, обои в цветочек, старый сервант. Сергей посмотрел на обратную сторону. Ручкой выведено «Мы с Соней, июль 2023».
Потом он развернул лист бумаги. Обычная тетрадная страница, исписанная неровным почерком. Если кто-то это найдет, я не знаю, как объяснить. Меня зовут Алина Мороз.
Моей дочке Софии 8 месяцев. У нее лейкоз. Врачи говорят, нужна пересадка костного мозга, иначе она не проживет и года. Я пыталась.
Господи, как я пыталась. Обошла все фонды, писала везде, собирала деньги. Но на лечение нужно 2 миллиона. Два миллиона?
Откуда у меня такие деньги? Отец Сони, он бросил нас, когда узнал диагноз. Сказал, что это не его проблемы, что он не собирается тратить деньги на дефектного ребенка. Я проклинаю тот день, когда встретила его.
Мама не знает. Она живет в деревне, у нее самой больное сердце. Если узнает, что с Сонечкой, не переживет. Я не справилась.
Прости меня, малышка. Прости, мама. Если вы это читаете, пожалуйста, сообщите моей матери, Мороз Вере Петровне. Она живет в деревне Калиновка Львовской области, дом 23.
Пусть хоть узнает правду. Внизу дата, 28 сентября, 5 дней назад. Сергей перечитал письмо дважды, чувствуя, как холодеет внутри. Руки задрожали, он судорожно обшарил углубление дальше и нащупал еще что-то, тонкую папочку.
Медицинская карта. Детская поликлиника номер 7. Пациент Мороз София Дмитриевна, дата рождения 15 января 2023 года. Дальше шли записи врачей, печати, штампы.
И диагноз, выделенный красным, острый лимфобластный лейкоз. Сергей почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он сел прямо на грязную землю рядом с коляской, сжимая в руках эти бумаги. Что это значит?
Где ребенок? Где мать? Мысли метались. Может, мать покончила с собой, не выдержав?
И дочку? Господи, только не это. Сергей схватил телефон дрожащими руками, набрал 102. Полиция?
Мне нужна полиция. Срочно. Я нашел, я нашел на свалке детскую коляску с документами. Тут письмо матери, медицинская карта ребенка с лейкозом.
Похоже на, не знаю, на самоубийство или что-то хуже. Приезжайте, пожалуйста. Дежурный долго уточнял детали, записывал адрес. Обещал прислать наряд через 20 минут.
Сергей сидел под моросящим дождем, не чувствуя холода. Смотрел на фотографию. Усталые, но живые глаза молодой женщины, беззащитная малышка на ее руках. Что с ними случилось?
Живы ли они? Через полчаса приехала патрульная машина. Двое сотрудников, мужчина лет 30 и женщина постарше, подошли к Сергею. — Вы звонили?
— спросил мужчина, старший лейтенант Кравчук по нашивке. — Да, я… Вот, смотрите. Сергей протянул документы и письмо. Лейтенант Кравчук внимательно изучил бумаги, нахмурился.
Его напарница, капитан Зубко, заглянула через плечо. — Проверьте по базе, — скомандовала она. Мороз Алина и ее дочь София. Посмотрим, есть ли заявление о пропаже.
Кравчук отошел к машине, начал стучать по планшету. Через несколько минут вернулся с мрачным лицом. — Есть. Заявление от соседки поступило позавчера, 1 октября.
Мороз Алина Сергеевна, 26 лет, и ее дочь София, 8 месяцев, не выходят на связь четвертый день. Дверь квартиры заперта, на звонки не отвечают. Зубко взяла коляску за ручку. — Везем это в отдел.
Нужно вскрывать квартиру. Она посмотрела на Сергея. — Вы поедете с нами? Дадите показания?
— Конечно, все, что нужно, — кивнул Сергей. Через 40 минут они были в отделении полиции. Сергея отвели в комнату для допросов. Голые стены, стол, три стула, запах казенного учреждения….
Капитан Зубко включила диктофон. — Расскажите все по порядку. Когда, где и при каких обстоятельствах вы обнаружили коляску? Сергей подробно описал утро, поездку на свалку, находку.
Зубко записывала, иногда уточняла детали. — Вы трогали что-то еще в коляске, кроме документов? Сергей взял раму, увидел файл с бумагами, достал. — Хорошо.
Мы изымем коляску на экспертизу. Возможно, на ней остались следы, которые помогут понять, что произошло. В этот момент в кабинет вошел мужчина лет 50, седоватый, с усталым, но внимательным взглядом. На форме майорские погоны.
— Майор Тихоненко, — представился он Сергею. — Я веду это дело. Спасибо, что обратились в полицию, они прошли мимо. — Да как я мог пройти мимо?
— искренне удивился Сергей. — Там же ребенок пропал. — Вы удивитесь, как много людей проходит мимо чужих проблем, — вздохнул Тихоненко. — Ладно.
Сейчас едем в квартиру Мороз. Надо вскрывать. Сергея отпустили домой, взяв все контакты. Он уехал, но не мог выкинуть из головы эту историю.
Всю ночь ворочался, представляя, что там найдут в квартире. А на следующий день, в воскресенье утром, ему позвонил майор Тихоненко. — Сергей Михайлович, есть новости. Не очень хорошие.
Можете подъехать в отделение. Нам нужна ваша помощь. Сергей примчался через полчаса. Тихоненко встретил его в коридоре, провел в свой кабинет.
— Вскрыли квартиру вчера вечером, — начал майор, усаживаясь за стол. — Квартира пустая, вещи на месте, но ни матери, ни ребенка нет. Признаков насилия не обнаружено. Зато нашли вот это.
Он выложил на стол распечатку переписки из социальной сети. Это из компьютера Мороз. Она вела переписку с неким Дмитрием Ковалем. Судя по всему, это отец ребенка.
Сергей взял листы, начал читать. Переписка датировалась началом сентября. — Дима, мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно.
— Алина, мы уже все обсудили. Я тебе ничего не должен. — Соня умирает. Ты понимаешь?
Твоя дочь умирает. Ей нужна операция. Нужны деньги. — Во-первых, я не уверен, что это моя дочь.
Во-вторых, у меня нет таких денег. В-третьих, я женат, и моя жена ничего не должна знать о твоем существовании. — Ты сволочь.
Я пойду к твоей жене, расскажу все. — Попробуй. У меня есть адвокаты. Докажи сначала, что ребенок от меня.
А потом еще попробуй получить что-то через суд. Это годы. У твоей дочери столько времени есть. — Я проклинаю день, когда встретила тебя.
— Взаимно. Больше мне не пиши. Сергей медленно поднял глаза на Тихоненко. — Что за мразь?
Мы пробили этого Коваля, да? Дмитрий Александрович Коваль, 42 года. Депутат городской рады, владелец строительной компании «БудАльянс». Женат, двое детей, живет в коттедже в Сосновом Бору, ездит на «Лексусе».
— То есть деньги у него есть? — процедил Сергей. — Еще какие? По нашим данным, компания за прошлый год заработала больше 100 миллионов. Два миллиона на лечение ребенка для него — копейки.
— И что теперь? — Теперь мы вызываем его на допрос. Хотим понять, что он знает о исчезновении Алины и ребенка.
Тихоненко помолчал. — Есть одна проблема. Человек влиятельный, связи наверху. Уже позвонил начальнику управления, пожаловался на необоснованное преследование.
Но мы не отступим. В понедельник утром Дмитрий Коваль явился в отделение. Приехал на своем белом «Лексусе», припарковался прямо у входа, хотя там стояли знаки «Стоянка запрещена». Высокий, подтянутый, в дорогом костюме, уверенная походка, легкая презрительная усмешка.
Рядом с ним шел адвокат, тощий мужчина в очках с папкой под мышкой. Тихоненко встретил их в своем кабинете. Включил диктофон. — Дмитрий Александнович, вы знакомы с Алиной Мороз?
— Могу я узнать, по какому поводу допрос? — встрял адвокат. — По поводу пропажи Алины Мороз и ее восьмимесячной дочери Софии. Коваль откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.
— Да, был знаком с этой женщиной. Два года назад встречались недолго. Потом разошлись. У вас есть дочь от нее?
— Понятия не имею. Она утверждала, что да. — Я настаивал на генетической экспертизе, но она отказалась. Коваль пожал плечами.
— Наверное, потому что знала, что ребенок не мой. У девочки лейкоз. Ей нужна дорогостоящая операция. Алина Мороз просила вас о помощи?
— Писала что-то в сентябре. Я ответил, что не могу помочь. У меня своя семья, свои расходы. — Два миллиона гривен для вас.
Большие деньги? Адвокат снова встрял. — Майор, финансовое положение моего клиента не имеет отношения к делу. — Имеет, если речь идет о мотиве, — спокойно ответил Тихоненко.
— Алина Мороз угрожала обратиться к вашей жене, Дмитрий Александрович? — Угрожала. Коваль усмехнулся. — Но я не боюсь угроз.
Моя жена знает, что я безупречен. Где вы были 28 сентября? Проверьте мой ежедневник. В офисе, на совещаниях.
Свидетели есть. Мы проверим. А 30 сентября? Тоже на работе.
Весь день. Вы знаете, где сейчас Алина Мороз и ее дочь? Понятия не имею. И меня это не интересует.
Тихоненко достал из папки фотографию, ту самую, что нашел Сергей в коляске. Положил перед Ковалем. — Посмотрите на этого ребенка. Девочке 8 месяцев.
Она умирает. Вы уверены, что это вас не волнует? Коваль мельком глянул на фото и отвел взгляд. — Не волнует.
Адвокат поднялся. — Если у вас нет больше вопросов, мы уходим. Мой клиент ответил на все. — Пока все, — кивнул Тихоненко.
— Но оставайтесь на связи. Возможно, понадобится еще раз пообщаться. Когда они вышли, Тихоненко ударил кулаком по столу. — Сволочь…
Холодный, как лед. Даже на фотографию ребенка не смог нормально посмотреть. Параллельно полиция искала саму Алину Мороз. Проверили больницы, морги, вокзалы.
Опросили соседей. Соседка Алины, пожилая женщина Антонина Федоровна, рассказала. — Алиночка была тихая, спокойная девочка. После родов совсем затихла.
Я видела, как ей тяжело. Одна с ребенком, денег нет. Я иногда суп приносила, помогала, чем могла. — А когда вы ее видели в последний раз?
— Числа двадцать седьмого, по-моему. Встретила в подъезде. Она с коляской шла, малышка спала. Алина выглядела, как бы сказать, какая-то потерянная.
Глаза красные, будто плакала. Я спросила, что случилось, милая? Она говорит, ничего, Антонина Федоровна, все хорошо. — Но я же вижу, там нехорошо.
— Она что-то говорила о своих планах? — Нет. Только попрощалась как-то странно. Говорит, спасибо вам за все.
Вы очень добрая. Я тогда не придала значения, а теперь думаю… Старушка вытерла слезы платком. Проверка алиби Коваля показала, что он действительно был на работе в указанные дни.
Камеры видеонаблюдения зафиксировали его въезд в офисный центр утром и выезд вечером. Но это не исключало возможности, что он нанял кого-то. Тихоненко организовал прослушку телефона Коваля.
Несколько дней ничего интересного. Разговоры с подрядчиками, с женой, со знакомыми. А потом, в среду вечером, прозвучал разговор, который все изменил. Коваль звонил кому-то, номер был не определен.
Видимо, одноразовая симка. — Ну что там? — Все чисто. Никаких следов.
Машину уже разобрали на запчасти. Грубый мужской голос. — Хорошо. Деньги получишь завтра.
— А что с… — Меня не волнует. Делай, что хочешь. Главное, чтобы никто не нашел.
— Понял. Тихоненко запросил детализацию звонков. Второй номер был зарегистрирован на некого Максима Орленко, 35 лет, судимость за разбой. Вычислили адрес Орленко, отправили группу захвата.
Задержали в его квартире в час ночи. Максим спал пьяный, сопротивления не оказал. При обыске нашли деньги. 500 тысяч наличными, связку ключей от иномарки и телефон с перепиской.
Орленко привезли в отделение, продержали в камере до утра, чтобы протрезвел. А утром начали допрос. Тихоненко положил перед ним распечатку переписки с Ковалем. — Максим, о чем вы говорили с Дмитрием Ковалем 3 октября?
— Не знаю никакого Коваля. — Не ври. Вот распечатка звонков. Ты звонил ему, он тебе.
Разговор записан. — Про машину, которую разобрали на запчасти, помнишь? Орленко побледнел. Молчал минуту, потом спросил.
— А что мне за это будет? — Зависит от того, что ты расскажешь. Если ты просто помогал утилизировать машину — одно. Если участвовал в убийстве — совсем другое.
— Я никого не убивал, — выпалил Орленко. — Клянусь. Тогда рассказывай все по порядку, может договоримся. Орленко тяжело вздохнул.
— Коваль нанял меня 28 сентября. Позвонил, сказал, что нужно кое-что сделать. Заплатит хорошо. — Я согласился.
Мне деньги нужны были. — Что нужно было сделать? — Он сказал, что есть одна баба, которая его достала. Ну, припугнуть, чтобы отстала.
— Алину Мороз? — Да, ее. Он дал адрес, фотографию. — Сказал, что она обычно гуляет с ребенком в парке за домом, вечером после шести.
— И что ты сделал? — Я приехал туда 29-го, вечером. Дождался, когда она вышла. Подошел, представился другом Коваля.
Сказал, что он просит ее больше не беспокоить его, иначе будут проблемы. — А на что ответила? — Она… Она заплакала.
Говорит, скажите ему, что я не хочу его денег. Я просто хочу, чтобы он признал дочь, чтобы Соня знала, что у нее есть отец. Я говорю, мне это не интересно, просто передаю слова.
И ушел. — Это все? — Нет. Коваль позвонил мне в ту же ночь, спросил, выполнил ли я.
Я сказал, что да. А он говорит, этого мало, она опять может начать писать, звонить. Надо решить вопрос радикально. Сергей, который присутствовал на допросе как свидетель по разрешению Тихоненко, почувствовал, как внутри все сжалось.
— Что значит радикально? — спросил Тихоненко. Он предложил… Орленко запнулся. — Он предложил убрать ее.
За миллион. В кабинете повисла тишина. И ты согласился? — Я…
Я испугался отказать. — Коваль, человек серьезный, связи у него. Если бы я отказался, меня самого могли… Ну, вы понимаете, я согласился, но я не убивал ее.
— Тогда что произошло? — Тридцатого утром я приехал к ее дому. Караулил. Она вышла около одиннадцати с коляской.
Я подошел, сказал, что мы должны поговорить. Отвел ее к машине. У меня Ланос был. — И?
— Я сказал ей правду. Ну, почти правду. Говорю… Коваль заплатил мне, чтобы я тебя убил.
Но я не убийца. Даю тебе шанс. Уезжай из города. Навсегда.
Возьми дочку, документы и исчезни, иначе он пришлет другого, который не будет разговаривать. — А на что сказала? — Сначала не верила.
Потом поняла, что я не вру. Спросила, а куда мне ехать? У меня нет денег. Я дал ей пятьдесят тысяч из тех, что Коваль мне на расходы дал.
Сказал, этого хватит на билеты и первое время. Дальше сама. Она уехала. Да, я отвез ее на автовокзал.
Она купила билеты. Не знаю, куда. Не спрашивал. Чем меньше знаю, тем лучше.
Коляску она оставила. Сказала, все равно новую купить придется, а эту жалко выкидывать. Я взял коляску, выбросил на свалку, чтобы Коваль думал, что я дело сделал. Тихоненко откинулся на спинку стула.
То есть по-твоему, Алина Мороз жива и где-то скрывается? Да, я ее отпустил. Я не убийца, говорю же. А машину зачем разбирал?
Коваль приказал. Сказал, что на ней могли остаться следы. Я разобрал. Запчасти продал.
Деньги от Коваля получил? Пятьсот тысяч. Обещал миллион, но сказал, что остальное отдаст потом. Я не стал спорить.
Живой остался. И то хорошо. Тихоненко посмотрел на Сергея. Что скажете?..
Если он говорит правду, значит они живы, выдохнул Сергей. Слава Богу. Проверим его показания, кивнул майор. Максим, ты останешься под стражей.
Как минимум по статье пособничества. А там посмотрим. Орленко увели. Тихоненко налил себе и Сергею по стакану воды из кулера, сел обратно.
Коваля будем брать. Покушение на убийство — это серьезно. А если Орленко врет? — Спросил Сергей.
Может, он ее все-таки убил, а тело спрятал? И сейчас пытается выкрутиться? Возможно, согласился Тихоненко. Поэтому нужно найти Алину Мороз.
Проверим камеры на автовокзале за 30 сентября. Если она действительно покупала билеты, значит, Орленко не врет. В течение следующих двух дней опергруппа просматривала записи с камер видеонаблюдения и в среду вечером нашли запись от 30 сентября 14:23. Женщина в темной куртке с ребенком на руках подходит к кассе автовокзала.
Качество записи не очень, но черты лица различимы. Тихоненко сравнил с фотографией из дела. Совпадение стопроцентное. Это Алина Мороз.
Она покупает билеты, получает сдачу. Идет к платформам. На руках у нее сумка, за плечами рюкзак. Девочка в розовом комбинезоне спит у нее на руках.
Значит, Орленко не врал, пробормотал Тихоненко. Она уехала. Куда? Спросил Сергей, который снова был приглашен в отделение.
Сейчас узнаем. Тихоненко отправил запрос в кассы автовокзала. Через час пришел ответ. Алина Мороз купила два билета.
Взрослый и детский. На рейс Киев-Львов. Отправление в 15:00. Львов, да повторил Тихоненко.
Она написала в письме, что мать живет в деревне Калиновка Львовской области. Значит, поехала к матери, кивнул Сергей. Поехали проверим. На следующее утро Тихоненко, Сергей и еще двое оперативников выехали в Львовскую область.
Дорога заняла 4 часа. Деревня Калиновка оказалась крошечной. Домов 30, половина заброшенных. Дом номер 23 стоял на окраине.
Старый деревянный, с покосившимся забором и заросшим огородом. Тихоненко постучал в дверь. Долго никто не открывал. Потом послышались шаги, и дверь приоткрылась на цепочку.
В щели показалось лицо пожилой женщины лет 60, худое, изможденное, с испуганными глазами. — Вам кого? — хрипло спросила она. — Вера Петровна Мороз?
— Да, я. — Что случилось? — Мы из полиции. — Не волнуйтесь, все в порядке, можно войти.
Старушка с опаской сняла цепочку, пропустила их внутрь. В доме было холодно, печка едва тлела, явно дрова экономили, мебель старая, обшарпанная, но чистая. — Вера Петровна, у вас есть дочь Алина? Женщина замерла.
— Алиночка? — Да, есть. — А что с ней? — Что-то случилось.
— Когда вы ее видели последний раз? — Не видела уже почти год. Она в Киеве живет, работает, редко звонит, все некогда ей. Голос старушки дрогнул.
Неужели что-то случилось? Тихоненко внимательно смотрел на нее. — Вера Петровна, вы знаете, что у Алины родился ребенок? Лицо женщины исказилось. — Ребенок?
— У Алиночки? — Не может быть. Она бы мне сказала. — Значит, не знали, — вздохнул майор.
— Вера Петровна, у вашей внучки серьезное заболевание. — Лейкоз. — Алина не рассказывала вам, потому что не хотела волновать. У вас больное сердце?
Старушка опустилась на скамью у стола, схватилась рукой за грудь. — Господи! Внучка больная. А где она?
Где Алиночка? — Мы не знаем. Она исчезла неделю назад. Мы думали, что, возможно, приехала к вам.
— Нет, ее здесь нет. Вера Петровна заплакала. — Где моя девочка? Что с ней?
— Успокойтесь, пожалуйста, вмешался Сергей, подсаживаясь рядом. — Мы думаем, что она жива, просто скрывается. Видите ли, отец ребенка, он пытался ей навредить. Алина уехала из Киева, чтобы спастись.
Какой отец? Кто это? Тихоненко коротко рассказал историю. Про Коваля, про его отказ помогать, про угрозы.
Вера Петровна слушала, всхлипывая, вытирая слезы кухонным полотенцем. — Подлец! Как можно отказаться от своего ребенка? От больного ребенка?
— Вера Петровна, если Алина с вами свяжется, умоляю, сообщите нам немедленно, попросил Тихоненко. Ей нужна помощь, и девочке нужно лечение. — Конечно, конечно, закивала старушка. Только как я могу ей помочь?
У меня денег нет. Пенсия копеечная. Не волнуйтесь об этом. Мы найдем способ помочь.
Уезжая из деревни, Сергей спросил у Тихоненко. — И что теперь? — Теперь берем Коваля. У нас есть показания Орленко, есть записи разговоров, есть мотив.
Хватит для ареста. В субботу утром группа захвата приехала к дому Коваля в Сосновом Бору. Двухэтажный коттедж за высоким забором, охранная сигнализация, камеры, ухоженный газон. Когда оперативники позвонили в домофон, ответила женщина.
— Кто там? — Полиция. — Откройте, пожалуйста. Через минуту калитка щелкнула.
Во двор вышла женщина лет сорока, ухоженная в дорогом домашнем костюме с недовольным выражением лица. — Что вам нужно? — Муж на работе. — Нам нужен именно ваш муж, Светлана Игоревна, — сказал Тихоненко.
— Где он? — Говорю же на работе, в офисе своей компании. — Позвоните ему. Скажите, что полиция ждет его дома.
Если не приедет сам, заберем из офиса. При сотрудниках. Ему виднее, как лучше. Женщина побледнела, достала телефон…
Через десять минут во двор въехал белый «Лексус». Коваль вышел из машины с каменным лицом. — Что происходит? — Дмитрий Александрович Коваль.
— Вы задержаны по подозрению в покушении на убийство. Тихоненко кивнул оперативникам. — Наручники. — Что?
— Вскрикнула жена. — Какое убийство? Дима, что они говорят? Коваль молчал, сжав челюсти.
Оперативники надели на него наручники. — У вас есть право хранить молчание, — продолжил Тихоненко. — Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. У вас есть право на адвоката.
— Я знаю свои права, — процедил Коваль. — И вы пожалеете об этом. У меня есть связи наверху. Я вас всех уволю.
— Посмотрим, — спокойно ответил майор. Коваля увезли в СИЗО. Его жена осталась во дворе, не понимая, что произошло. Сергей позвонил Тихоненко вечером.
— Ну что, он признался? — Пока нет. — Сидит, молчит. Адвокат говорит за него.
— Мол, нет доказательств. Показания Орленко недостоверны. Разговоры записаны незаконно. Стандартная защита.
— А что дальше? — Завтра судья решит, оставить ли его под стражей или отпустить под подписку. Прокурор будет настаивать на содержании под стражей. Есть риск давления на свидетелей.
На следующий день Сергей пришел в суд. Зал был полон, журналисты, знакомые Коваля, просто любопытные. Дело депутата, обвиненного в покушении на убийство — это сенсация. Коваля ввели в зал в наручниках.
Он выглядел уверенно, даже высокомерно. Адвокат шептал ему что-то на ухо. Судья, женщина лет пятидесяти, с усталым лицом, изучила материалы дела, выслушала прокурора и адвоката. Прокурор требовал ареста.
— Ваша честь, обвиняемый представляет опасность для общества. Он пытался заказать убийство матери своего ребенка. У него есть финансовые возможности скрыться от следствия или оказать давление на свидетелей. Просим оставить под стражей на два месяца.
Адвокат возражал. — Ваша честь, мой клиент — уважаемый человек, депутат, предприниматель. У него семья, дети. Он не собирается скрываться.
Показания единственного свидетеля обвинения, ранее судимого Орленко, недостоверны. Просим отпустить под подписку о невыезде. Судья думала минуту, потом объявила решение. Принимая во внимание тяжесть обвинения и риск воздействия на свидетелей, удовлетворяю ходатайство прокурора.
Коваль Дмитрий Александрович заключается под стражу сроком на два месяца. В зале раздался ропот. Знакомые Коваля возмущались. Журналисты строчили в блокнотах.
Самого Коваля увели обратно в СИЗО. Сергей выдохнул с облегчением. Хоть какая-то справедливость. Но история на этом не закончилась.
Через неделю в отделение полиции позвонила Вера Петровна. — Товарищ майор, Алиночка звонила. Она жива. Тихоненко включил громкую связь.
— Успокойтесь, Вера Петровна. Рассказывайте по порядку. Она позвонила вчера вечером. Плакала.
Говорит — мама, прости, что так получилось. Я не могла тебе рассказать. Я спросила — где ты, доченька? Она сказала, что в безопасном месте.
Не может сказать, где именно. Боится, что Коваль найдет. Она знает, что он арестован? — Нет.
Я ей сказала. Говорю — Алиночка, этот человек в тюрьме. Его арестовали. Она не поверила сначала.
Потом попросила подробности. Я рассказала все, что вы мне говорили. И что она сказала? Она…
Она заплакала. Говорит — значит, можно вернуться? Я говорю — конечно, возвращайся. Сонечке нужно лечение.
Она обещала подумать и перезвонить. — Вера Петровна, если она снова позвонит, передайте, что мы гарантируем ее безопасность. Пусть возвращается. Ей и ребенку нужна помощь.
— Хорошо, товарищ майор, передам. Прошло еще 3 дня. Сергей потерял покой. Каждый день звонил Тихоненко.
— Ну что, есть новости? — Пока нет. Ждем. А потом в среду вечером Тихоненко позвонили с автовокзала.
Дежурный охранник сообщил, что к нему подошла женщина с ребенком. Она сказала, что ее ищет полиция и попросила позвонить майору Тихоненко. Тихоненко примчался туда за 20 минут. Сергей поехал с ним.
В комнате охраны сидела худенькая женщина с коротко стриженными волосами. Раньше на фото они были длинные. На руках у нее спала девочка, завернутая в одеяло. Лицо женщины осунувшееся, под глазами темные круги, но взгляд живой…
— Алина? — спросил Тихоненко. Она кивнула. — Да, это я. Где вы были все это время?
— В разных местах. Снимала комнаты, платила наличными, не светилась. Боялась, что меня найдут. Она посмотрела на ребенка.
Я думала, он убьет меня и Соню заберет. Или просто избавится от нас обеих. — Коваль под арестом, — сказал Тихоненко. Ему грозит большой срок.
Алина закрыла лицо руками и заплакала. Долго, навзрыд, выпуская все напряжение последних недель. Сергей подошел, неловко похлопал ее по плечу. — Все хорошо, вы в безопасности.
Когда она успокоилась, Тихоненко спросил — Алина, вашей дочери нужны лечения. Срочно. Сколько времени прошло с последнего обследования? — Почти три недели, — прошептала она.
Я знаю, что каждый день на счету, но я не могла. Я боялась вернуться. Теперь можете, мы поможем организовать лечение. — У меня нет денег, — всхлипнула Алина.
— Совсем нет. Те пятьдесят тысяч, что мне дали, почти кончились. — Не волнуйтесь об этом, вмешался Сергей. Найдем деньги.
Как-нибудь найдем. Алину с дочерью отвезли в больницу. Врачи осмотрели Софию, состояние ухудшилось, лейкоз прогрессировал. Без пересадки костного мозга девочка не проживет больше двух месяцев.
Главврач больницы, пожилой мужчина с добрыми глазами, вызвал Алину в кабинет. — Мы сделаем все возможное, девочку положим в отделение, начнем поддерживающую терапию. Но для пересадки нужны деньги, два миллиона гривен. — Я знаю, — прошептала Алина, но у меня их нет.
Врач помолчал. Попробуем собрать через фонды. Сейчас много благотворительных организаций помогают таким детям. Тихоненко обратился в несколько фондов.
Разместили информацию о Софии в соцсетях, попросили помощи. И тут произошло неожиданное. Историю подхватили федеральные СМИ. Телеканалы показали сюжеты про депутата, который отказался от больной дочери и заказал убийство ее матери.
Газеты вышли с кричащими заголовками. Общественность взорвалась. В адрес Коваля посыпались проклятия. Его компанию объявили бойкот.
Жена подала на развод, забрала детей и уехала к родителям. А самое главное, люди начали переводить деньги на лечение Софии. Сотни, тысячи переводов. От обычных людей — по сто, по пятьсот, по тысячи гривен.
От бизнесменов — по сто, по двести тысяч. За неделю собрали три миллиона. Больше, чем нужно. Сергей каждый день приходил в больницу, навещал Алину и Соню, приносил игрушки, фрукты, разговаривал с Алиной.
Она постепенно оттаивала, начала улыбаться. — Спасибо вам, — сказала она однажды. — Если бы не вы, если бы вы прошли мимо той коляски, как я мог пройти мимо? — удивился Сергей.
— Там же письмо было, документы. Я не мог не помочь. — Многие смогли бы, — грустно улыбнулась Алина. — Знаете, когда я выбрасывала коляску, я не верила, что кто-то найдет и поможет.
Я просто хотела, чтобы хоть мама узнала правду, чтобы не винила меня. — А почему вы вообще решили бежать? — спросил Сергей. — Орленко же сказал, что вас хотят убить. Алина вздохнула, когда он подошел ко мне у дома и сказал, что Коваль заплатил ему за мое убийство.
Я сначала не поверила, думала, это шутка какая-то больная, но потом посмотрела ему в глаза и поняла, что он не врет. Он предложил мне уехать, дал денег, сказал, что если я останусь, пришлют другого. И тогда я решила, лучше жить где-то в бегах, чем умереть и оставить Соню сиротой. — А почему не пошли в полицию?
Боялась. — Коваль — депутат, у него связи. Я думала, что мне не поверят. Или что он замнет дело.
Она посмотрела на Сергея. — Я ошиблась? — Ошиблись, — кивнул он. — Но это понятно.
После всего, что с вами произошло, трудно было кому-то доверять. Через две недели Софии сделали операцию. Пересадка костного мозга прошла успешно. Врачи сказали, что у девочки хорошие шансы на выздоровление.
Алина плакала от счастья, а параллельно шло следствие по делу Коваля. Максим Орленко дал полные показания, признав, что Коваль действительно заказал убийство. Предоставил записи телефонных разговоров, переписку. Следователи нашли банковские переводы от Коваля к Орленко.
Сначала задаток, потом основная сумма. Адвокат Коваля пытался доказать, что переводы были за другую работу, что Орленко оговаривает клиента, чтобы смягчить себе приговор. Но доказательств было слишком много. Кроме того, провели генетическую экспертизу.
У Коваля принудительно взяли образец ДНК. Результат показал с вероятностью 99.9%, что он является биологическим отцом Софии. — Ну что, Дмитрий Александрович? — спросил Тихоненко на очередном допросе…
— Все еще утверждаете, что ребенок не ваш? Коваль молчал, глядя в стену. — Вы могли просто помочь деньгами, — продолжил майор. — Два миллиона для вас?
Копейки? Вы потратили больше на последний ремонт своего офиса. Но вы предпочли заказать убийство. Почему?
Коваль наконец заговорил, голос глухой, без эмоций. — Я не хотел, чтобы моя жена узнала, чтобы все это всплыло, понимаете? Это разрушило бы мою семью, мою репутацию, мою карьеру. — И вы готовы были убить ради этого двух человек?
Мать и больного ребенка? — Я не думал об этом как об убийстве, Коваль усмехнулся. — Я думал об этом как о решении проблемы. Тихоненко почувствовал, как внутри поднимается тошнота.
— Вы больной человек, Коваль? — И слава Богу, что таких, как вы, сажают. Суд над Ковалем начался через три месяца. К тому времени София уже пошла на поправку.
Врачи были оптимистичны. Пересадка прижилась, организм девочки начал вырабатывать здоровые клетки крови. Алина пришла на суд. Худая, бледная, но с гордо поднятой головой.
Рядом с ней сидела ее мать, Вера Петровна, специально приехавшая из деревни. Сергей тоже был в зале, в качестве свидетеля. Судья, пожилой мужчина с седыми усами, зачитал обвинение. Коваль Дмитрий Александрович обвиняется в покушении на убийство по найму, в угрозах, в уклонении от алиментных обязательств.
Прокурор представил доказательства. Записи разговоров, показания Орленко, результаты генетической экспертизы, банковские выписки. Адвокат Коваля попытался защищаться. Мой клиент не собирался никого убивать.
Это была лишь попытка напугать Мороз, чтобы она прекратила требовать деньги. Напугать, заплатив миллион гривен за убийство, саркастически уточнил прокурор, очень дорогой способ напугать. Мой клиент был введен в заблуждение Орленко, который использовал ситуацию, чтобы вымогать деньги. Прокурор вызвал Орленко в качестве свидетеля.
Максим подробно рассказал, как Коваль нанял его, какие инструкции давал, как платил. Потом вызвали Алину. Она прошла к свидетельской трибуне, положила руку на Конституцию и поклялась говорить правду. — Расскажите, как вы познакомились с Дмитрием Ковалем, — попросил прокурор.
— Два с половиной года назад я работала администратором в фитнес-центре, — начала Алина тихим голосом. — Дмитрий Александрович был клиентом. Мы начали общаться. Он говорил, что несчастлив в браке, что хочет развестись.
Я поверила. Мы встречались полгода. Потом я забеременела. Как он отреагировал?
— Сказал, что ребенок не может быть его, что я гулящая, что требую денег. Мы расстались. Я родила Соню одна. Он ни разу не приехал, не спросил, как мы.
Когда Соне поставили диагноз, я написала ему. Думала, что он хоть сейчас поможет. Но он отказал. — Он угрожал вам?
— Да. Говорил, что если я пойду к его жене или в суд, то пожалею, что у него есть связи, что он меня уничтожит. Адвокат Коваля встал. — Ваша честь.
Все это домыслы. Моя подзащитная не может предоставить доказательств этих угроз. — Может, — вмешался прокурор и достал распечатки. — Вот переписка из социальной сети.
Вот сообщения, в которых Коваль прямым текстом пишет «Попробуй только сунуться к моей жене, пожалеешь». В зале зашумели. Адвокат сел обратно, поджав губы. Потом вызвали Сергея.
Он рассказал, как нашел коляску, документы, письмо, как обратился в полицию. — Почему вы решили помочь? — спросил судья. — А как я мог не помочь?
— искренне удивился Сергей. — Там же ребенок пропал. Больной ребенок. Я не мог просто пройти мимо.
Судья кивнул, что-то записал. Последним словом взял Коваль. Он встал, поправил галстук. Ваша честь, я признаю, что поступил неправильно.
Признаю, что мог и должен был помочь своему ребенку. Но я не хотел никого убивать. Клянусь. Орленко меня обманул, вымогал деньги.
Я готов выплатить алименты, помочь с лечением девочки. Прошу учесть это при вынесении приговора. — Немного поздно спохватились, — заметил судья. — Дочь ваша уже выздоровела.
Благодаря не вам, а простым людям, которые скинулись на лечение. А вы все это время сидели под арестом и думали только о том, как избежать наказания. Через неделю суд вынес приговор. Коваль получил 12 лет колонии строгого режима за покушение на убийство по найму.
Также его лишили депутатского мандата, обязали выплатить Алине 2 миллиона гривен, компенсации морального вреда и ежемесячные алименты на ребенка. Орленко получил 5 лет условно за пособничество. Учли, что он не довел преступление до конца и активно сотрудничал со следствием. После оглашения приговора Алина вышла из зала суда и ее окружили журналисты.
— Алина, вы довольны приговором? — Да, — кивнула она. Справедливость восторжествовала. — Что вы будете делать дальше?
Растить дочь? Работать? Жить? — она улыбнулась.
— У нас теперь есть будущее благодаря всем неравнодушным людям. — А что вы скажете Ковалю, если бы он был здесь? Алина помолчала, подбирая слова. — Я бы сказала «спасибо».
Как ни странно это звучит. Если бы не его жестокость, я бы никогда не узнала, сколько в мире добрых людей, сколько людей готовы помочь незнакомому ребенку, а ему. Пусть в тюрьме подумает о том, что потерял — дочь, семью, свободу — все из-за гордыни и трусости…
Журналисты записывали, камеры снимали. Алина махнула рукой на прощание и пошла к выходу, где ее ждала мать. Сергей стоял в стороне, наблюдая за этой сценой. К нему подошел майор Тихоненко.
— Ну что, Сергей Михайлович, довольны результатом? — Да, — кивнул Сергей. — Хотя грустно, что так получилось. Девочка растет без отца, мать столько пережила.
Зато они живы, — напомнил Тихоненко, — и здоровы. Это главное, а отца у Софии не было и раньше. Коваль был для них просто источником проблем. — Да, вы правы.
Кстати, — Тихоненко достал из кармана конверт — это вам от городской администрации. Благодарственное письмо и денежная премия за помощь в раскрытии преступления. Сергей открыл конверт. Там лежала бумага с печатями и 50 тысяч гривен.
— Спасибо, но я не за этим. — Знаю, — улыбнулся майор. — Но вы заслужили. Потратьте на что-нибудь хорошее.
Прошло полгода. Весна пришла ранняя, теплая. В парке зацвели деревья, дети гоняли на велосипедах, мамы катали коляски. Сергей сидел на скамейке, читая газету.
Рядом на другой скамейке сидела Алина с дочкой. София уже уверенно ходила, пыталась бегать, смеялась, гоняясь за голубями. — Сонечка, не убегай далеко! — крикнула Алина.
Девочка обернулась, помахала ручкой и побежала дальше. Алина подсела к Сергею. — Можно? — Конечно.
Он сложил газету. — Как ваши дела? — Нормально. Работаю, внуков навещаю.
У младшего сына дочка родилась в прошлом месяце. Он улыбнулся. — А у вас как? — Хорошо.
Нашла работу. Администратором в клинике, где Соню лечили. Платят прилично, график удобный. Мама переехала ко мне из деревни, помогает с Сонечкой.
Это здорово. — Знаете, я до сих пор не могу поверить, что все это произошло, — тихо сказала Алина. — Полгода назад я думала, что моя жизнь кончена, что дочь умрет, а я не знаю, что со мной было бы.
И вот сейчас сижу в парке, смотрю, как Соня бегает, здоровая, счастливая, как в сказке. — Это не сказка, — возразил Сергей. — Это реальность. Вы сильная женщина, вы справились.
Не я, вы справились. Если бы не вы… Я просто нашел коляску, — пожал плечами Сергей. — Любой на моем месте сделал бы то же самое.
— Нет, — покачала головой Алина. — Не любой. — Знаете, сколько людей прошло мимо той коляски до вас. Я выбросила ее утром, а вы нашли только после обеда.
Сколько часов она там лежала. И никто не заглянул внутрь, не проверил. Все прошли мимо. Сергей задумался.
Она была права. — Я хотела спросить… Алина помялась. — У меня скоро день рождения.
Скромно отмечу дома, с мамой. Может, придете? Хочется поблагодарить вас как-то по-человечески, не только словами. — Приду, конечно, — улыбнулся Сергей.
— С удовольствием. В этот момент к ним подбежала София, протягивая камушек. — Мама, смотри, какой красивый! Ой, какой!
— восхитилась Алина. — Положим его в твою коллекцию? Девочка кивнула и снова убежала. — Она собирает камушки, — объяснила Алина.
— У нее уже целая коробка. Говорит, что каждый особенный. Дети видят красоту в простых вещах, — заметил Сергей. — Нам бы так.
Они посидели еще немного, болтая о мелочах. Потом Алина позвала дочку, и они пошли домой. Сергей остался на скамейке. Смотрел, как солнце пробивается сквозь листву, как ветер гоняет бумажки по дорожке, как жизнь течет своим чередом.
Прошло еще два года. София пошла в детский сад. Умная, веселая девочка с золотыми косичками и огромными голубыми глазами. Воспитатели души в ней не чаяли.
Алина устроила личную жизнь. Познакомилась с хорошим человеком, врачом из той же клиники. Андрей, 32 года, педиатр. Добрый, терпеливый, обожал Софию.
Предложил Алине руку и сердце. Она согласилась. На свадьбу пригласили Сергея. Он пришел с букетом роз в своем лучшем костюме.
— Поздравляю, — обнял он Алину. — Желаю счастья. — Спасибо. Она улыбалась так, как не улыбалась уже много лет…
— Вы знаете, я думала, что никогда больше не смогу доверять мужчинам. После Коваля. — Но Андрей другой. Он хороший.
— Вижу. Берегите друг друга. Свадьба была скромной. Человек 30 гостей.
Небольшой ресторанчик. Живая музыка. Сергей сидел за столом рядом с майором Тихоненко, который тоже был приглашен. — Ну вот, — сказал Тихоненко, поднимая бокал.
— История закончилась хорошо. Не всегда так бывает. — Да, — согласился Сергей. — Повезло.
Не повезло, — возразил майор. — Вы помогли. Это разница. Везение — это когда случайность.
А тут вы сделали выбор. Нашли коляску и не прошли мимо. Позвонили в полицию. Помогли с поисками.
Это не везение. Это человечность. Сергей промолчал, глядя на танцующую пару, Алину и Андрея. София крутилась рядом, хлопая в ладоши.
А в это время, за сотни километров, в колонии строгого режима Дмитрий Коваль отбывал срок. Первые месяцы были кошмаром. Избалованный, привыкший к комфорту, он не мог смириться с условиями. Спал на жесткой койке, ел тюремную баланду, работал на швейном производстве, где заключенные шили робы.
Сокамерники быстро узнали, за что он сидит. В тюрьме своя иерархия, свои законы. Тех, кто преступил против детей, не любят. Коваля избивали, унижали, отбирали передачи.
Жена развелась с ним через полгода после ареста. Забрала все имущество. По брачному контракту она имела право. Компанию «БудАльянс» продала конкурентам.
Детей увезла в другой город. Сменила им фамилию. Адвокат присылал документы на подпись. Коваль подписывал механически, не читая, какая разница, все равно все потеряно.
Он пытался подать апелляцию, кассацию. Все отклонили. Приговор остался в силе 12 лет. Однажды, через год после ареста, к нему пришла посылка, от кого не указано.
Внутри была детская фотография, София, примерно год и три месяца. Девочка сидит на траве, держит в руках одуванчик, улыбается, здоровая, счастливая. На обороте снимка чья-то рука написала «Твоя дочь, жива и здорова, без тебя». Коваль долго смотрел на фотографию, потом скомкал ее и выбросил в мусорку.
Но ночью, когда сокамерники спали, достал снимок обратно, разгладил, спрятал под подушку. Это была единственная фотография дочери, которую он видел. Раньше он отказывался смотреть на нее, не хотел признавать.
А теперь смотрел каждую ночь. Что-то внутри него сломалось. Или наоборот срослось. Он начал писать письма.
Алине, Софии, своей бывшей жене, детям. Просил прощения, объяснял, как ошибся, как сожалеет. Ни одно письмо не получило ответа. Прошло десять лет.
Софии исполнилось одиннадцать, она перешла в пятый класс. Умница, отличница, занималась танцами и рисованием. У нее была полноценная семья. Мама Алина, папа Андрей, он официально удочерил ее, бабушка Вера, младший братик Артем.
Про Коваля она не знала. Алина решила не рассказывать, пока дочь не вырастет. Зачем ребенку знать, что биологический отец — преступник, который хотел их убить? Сергей постарел.
Ему было уже за 70. Ушел на пенсию, но скучать не приходилось. Помогал детям с внуками, чинил соседям бытовую технику, ездил на дачу. Алина с семьей навещала его регулярно.
София звала его дедушкой Сережей. Рисовала ему открытки, дарила поделки. — Дедушка Сережа, а правда, что ты нашел мою коляску? — спросила она однажды.
— Правда? — улыбнулся Сергей. — Нашел на свалке. Она была грязная, но хорошая. Решил почистить, соседке подарить.
— И что там было? — Там были документы и письмо от твоей мамы, — Сергей решил пока не говорить всей правды. — Она написала, что ты заболела, и ей нужна помощь, поэтому я отнес это в полицию…
— Мама самая лучшая, — воскликнула девочка. — А ты тоже самый лучший дедушка. — Сергей обнял ее. — Спасибо, Сонечка.
Прошло еще два года. Коваль отсидел 12 лет и вышел на свободу. 54 года, седой, постаревший, сломленный. У него не было ничего.
Ни семьи, ни денег, ни жилья, ни работы. Только справка об освобождении и потрепанная сумка с вещами. Он приехал в город, где жил раньше, снял комнату в общежитии, устроился грузчиком на склад. Тяжелая работа, копеечная зарплата, но выбора не было.
Коваль знал, где живет Алина. Адрес был в материалах дела. Несколько раз ходил мимо ее дома, смотрел на окна, но подойти не решался. Однажды увидел ее.
Она выходила из подъезда с девочкой, высокой, красивой, в школьной форме. Алина, София, его дочь. Двенадцать лет. Коваль замер на другой стороне улицы, не в силах пошевелиться.
Алина что-то говорила дочери, та смеялась, они сели в машину и уехали. Коваль стоял еще долго, глядя им вслед. Потом достал телефон, набрал номер, который знал наизусть. Алина не меняла его.
Гудки, долгие, бесконечные. — Алло? — наконец ответила она. — Это… это Дмитрий, — хрипло сказал он. Пауза.
Долгая. Тяжелая. Чего ты хочешь? — Я хотел…
хотел извиниться. За все. Я знаю, что недостоин прощения, но я… — Хватит!
— оборвала она. — Мне не нужны твои извинения. Нам, с Соней, ничего от тебя не нужно. Оставь нас в покое.
— Я просто хотел увидеть дочь. Один раз. Я не буду… — Нет!
Голос Алины стал жестким. — Ты для нее не существуешь. Понимаешь? У нее есть отец.
Хороший, любящий. Не ты. Забудь о нас. Мы забыли о тебе.
Она положила трубку. Коваль стоял с телефоном в руке, глядя на черный экран. Она права. Он не отец.
Он никто. Он развернулся и пошел прочь. Прошло еще пять лет. София закончила школу с золотой медалью.
Поступила в медицинский институт. Хотела стать детским онкологом. Помогать таким детям, как она когда-то была. Алина и Андрей гордились ее безмерно.
Сергею исполнилось 82. Здоровье подкачало, ходил с палочкой, но дух не падал. В один из летних дней София пришла к нему домой. — Дедушка Сережа, можно войти?
— Конечно, Сонечка, проходи. Она села напротив него, серьезная, взрослая. — Мама рассказала мне правду. Про того человека.
Про Коваля. Сергей кивнул. Понимаю. Тебе было тяжело это услышать.
— Да. Но я не злюсь. Знаете, почему? — Почему?
— Потому что он для меня никто. Просто человек, который когда-то совершил ошибку. Или даже не ошибку. Преступление…
Но он понес наказание. Отсидел. Это его история. Его жизнь.
А у меня своя. — Мудрые слова, — улыбнулся Сергей. — Вы знаете, что он пытался связаться с мамой? — Нет, не знал.
— Пять лет назад, когда вышел из тюрьмы. Звонил, просил о встрече. Мама отказала. Я думаю, она правильно сделала.
Зачем мне встречаться с человеком, который хотел нас убить? — Не знаю, — честно ответил Сергей. — Это твой выбор. София помолчала.
Я пришла сказать спасибо. За то, что вы сделали. Если бы не вы, меня бы не было. Или я была бы другим человеком.
Выросла бы без мамы, без семьи. Вы спасли мне жизнь. Я просто нашел коляску, в который раз повторил Сергей. — Нет, вы сделали выбор.
Вы могли пройти мимо. Но не прошли. И это изменило все. Она встала, обняла его крепко.
— Спасибо, дедушка Сережа. За все. Сергей обнял ее в ответ, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Коваль умер через год.
59 лет. Инфаркт. Нашли его в комнате общежития, где он прожил последние семь лет после освобождения. Хоронить пришла только бывшая жена.
Из чувства долга, не больше. Дети отказались. Похоронили на дешевом участке городского кладбища. Простой крест, без фотографии.
Алина узнала об этом из новостей. Показала Софии. — Он умер, сказала она. — Твой биологический отец.
— Мне жаль его, тихо ответила София. — Жаль, что он так прожил жизнь. — Но я не плачу. Мой отец жив и здоров.
Это папа Андрей. Алина обняла дочь. — Ты права, солнышко. Сергей дожил до 87 лет.
Умер во сне, спокойно, в окружении любящей семьи. На похороны пришли десятки людей. Дети, внуки, правнуки, соседи, знакомые. И Алина с семьей, София с мужем и маленькой дочкой Верочкой, Андрей, Артем, бабушка Вера.
— Он был хорошим человеком, сказала Алина, стоя у могилы. — Он не совершил ничего героического, да просто не прошел мимо, когда кому-то была нужна помощь. И этого хватило, чтобы изменить жизни многих людей. София положила на могилу букет белых роз.
— Спасибо, дедушка Сережа. Покойся с миром. Маленькая Верочка трех лет от роду спросила. — Мама, а кто это?
— Это ангел, ответила София. — Наш ангел-хранитель. История закончилась, но ее последствия будут жить еще долго. София стала прекрасным врачом, спасла десятки детских жизней, воспитала двоих детей в любви и доброте.
Алина прожила долгую, счастливую жизнь с Андреем. Они вырастили троих детей, увидели внуков и правнуков. Имя Сергея Волошина вспоминали в семье всегда. Как человека, который совершил простой, но важный поступок.
Не прошел мимо чужой беды. И, может быть, это и есть настоящий героизм. Не подвиги, не медали, не слава, а просто человечность. Способность увидеть чужую боль и протянуть руку помощи.