Переехав в деревню из детского дома, сирота впустила переночевать СТРАННОГО старика, а утром увидела такое, от чего волосы ДЫБОМ стали…

Но гордость и нежелание взваливать на любимого новое бремя удерживали язык за зубами. Она лишь тихо вздыхала и отводила глаза, пряча слезы обиды и непонимания. Однако червячок сомнения уже поселился в душе и с каждым днем грыз все сильнее.

Анна начала замечать странности, на которые раньше не обращала внимания. Робкий след губной помады на воротнике рубашки. Незнакомый аромат духов на одежде.

Задержки допоздна, оправдываемые авралом на работе. Все это складывалось в пугающую картину, от которой разум отказывался наотрез. Нет, не может быть.

Только не Кирилл. Ее надежный оплот, ее единственная любовь. Он бы никогда не предал, не разрушил то, что они вместе строили, — убеждала себя Анна.

Но закравшиеся подозрения уже отравляли душу, рождая образы коварной разлучницы, чьей сети опутали Кирилла. Однажды не выдержав, Анна решилась спросить напрямую. Выждав момент, она как бы невзначай поинтересовалась, откуда на его рубашке чужой аромат.

Реакция Кирилла лишь подтвердила худшие опасения. Он вспыхнул, забормотал что-то невнятное и, хлопнув дверью, ушел из дома. В ту ночь Анна не сомкнула глаз.

Сидя на кухне над остывшим ужином, она тихо плакала, молясь лишь об одном — чтобы ее страхи оказались напрасны, чтобы наваждение рассеялось и Кирилл снова стал прежним, любящим и понимающим. Но шли дни, а желанного облегчения все не наступало. Кирилл становился все более чужим и далеким.

Разговоры сменились гнетущим молчанием, а взгляды — старательным избеганием. Их дом, еще недавно полный мечтаний и надежд, теперь погряз в удушливой атмосфере недомолвок и подозрений. Почва стремительно уходила из-под ног, рассыпаясь прахом.

Та жизнь, которую они строили вдвоем, грозила обрушиться как карточный домик, погребая под обломками их израненные сердца. И Анне казалось, что она никогда еще не была так одинока в этом мире, даже в холодных стенах детского дома. Впереди маячило безрадостное будущее, полное неизвестности и тоски.

Но где-то в глубине души все еще теплилась робкая надежда. Надежда на то, что любовь, столько лет связывавшая их, окажется сильнее всех испытаний. Что черная полоса обязательно закончится, и на смену ей придет долгожданное солнце.

Анна смахнула слезы и решительно поднялась из-за стола. Что бы ни случилось дальше, она не сдастся без боя. Ведь на кону стояло самое дорогое — любовь и семья, о которых она мечтала всю жизнь.

И она готова была ради этого пройти сквозь любой ад. Скрипнула входная дверь, впуская в дом сырость октябрьской ночи и шаткую фигуру Кирилла. Анна замерла.

Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Не было нужды гадать, где и с кем он пропадал. Стойкий запах алкоголя и винные пятна на рубашке говорили сами за себя.

Пошатываясь, Кирилл добрел до дивана и рухнул, уронив голову на руки. Плечи его тряслись, но Анна не могла понять, от смеха или от рыданий. Набравшись смелости, она подошла и осторожно коснулась его руки.

— Кирилл, что случилось? Где ты был? Мы же договаривались сегодня? — К черту договоры! — вскинулся он, отдергивая руку. — Хватит мне мозги полоскать! Где был, там меня уже нет. И хватит строить из себя жертву! Запальчивость, с которой были брошены эти слова, резанула по сердцу.

На глазах Анны выступили слезы обиды, но она усилием воли сдержала их. — Кирилл, я просто волнуюсь за тебя. Если что-то не так, давай поговорим.

Кирилл вскочил и заметался по комнате, то и дело спотыкаясь и задевая мебель. Казалось, внутри него бушевал ураган, готовый вот-вот вырваться наружу и смести все на своем пути. — Хочешь поговорить? Отлично.

Я люблю другую, вот что не так. Да, у меня есть женщина. Лера.

— И знаешь что? Она понимает меня. Не пилит, не требует невозможного. С ней я чувствую себя человеком, а не загнанной лошадью.

У Анны потемнело в глазах. Слова Кирилла доносились, словно сквозь вату, теряясь в шуме крови в ушах. Это не могло происходить наяву, просто не могло.

Наверняка это лишь дурной сон, морок, навеянный усталостью и переживаниями. Но жестокая реальность не собиралась никуда деваться. Расфокусированным зрением Анна наблюдала, как Кирилл, шатаясь и чертыхаясь, стягивает с себя одежду и, не раздеваясь до конца, падает на кровать.

Минута, и комнату огласил его раскатистый храп, незаглушаемый даже раскатами грома за окном. Анна осталась сидеть в кресле, бессильно уронив руки на колени. Слезы беззвучно катились по щекам, но она не замечала их, погрузившись в ступор.

В голове не было ни единой мысли, лишь звенящая пустота и эхо жестоких слов, раз за разом проносившихся в мозгу. — Лера! — понимает, люблю. Предательство, беспощадное и неумолимое, рушило на глазах все, во что она верила.

Любовь, дружба, надежда на счастливое будущее. Все разлеталось на осколки, впиваясь в сердце и раздирая душу в клочья. Так и не замкнув глаз, Анна встретила холодный рассвет.

Безучастно наблюдала, как Кирилл, хмурый и молчаливый, собирает вещи и, бросив, напоследок равнодушная, не поминай лихом, выходит прочь из ее жизни, из их общей жизни. Стук закрывшейся двери эхом отдался в звенящей тишине опустевшего дома. Анна смотрела в одну точку, пытаясь осознать, принять случившееся.

Но сознание отказывалось верить. Все, чему она посвятила себя. Все, ради чего училась любить и верить.

Дом, очаг, семья. То, к чему она так долго и отчаянно стремилась. Все разбито, перечеркнуто, втоптано в грязь.

И ради чего? Ради случайной юбки, сумевшей заморочить голову и затуманить разум? Обида, горечь, разочарование накрывали душными волнами, грозя утопить в отчаянии. Как жить дальше? Как смириться и отпустить? Как вынести эту боль, не теряя себя и не озлобляясь на целый мир? Ответа не было. Была лишь сосущая пустота в груди и комок рыданий в горле.

Анна обхватила себя руками, судорожно глотая слезы. Перед глазами все плыло, реальность дробилась на куски. Впереди маячила неизвестность, полная страха и одиночества.

Но сильнее страха была решимость. Несмотря ни на что, жить дальше. Как? Она пока не представляла.

Но точно знала, сдаваться нельзя. Иначе все, через что ей довелось пройти, окажется напрасным. Сделав глубокий вдох, Анна утерла слезы и поднялась.

В конце концов, она всегда была бойцом. И то, что не убивает, делает сильнее. Этот тяжкий урок предстояло усвоить.

А дальше — лишь двигаться вперед. На зло врагам, на зло судьбе и собственным страхам. Ведь она достойна счастья.

И однажды обязательно его обретет. Анна устало опустилась на стул, бездумно глядя в окно. Сумерки сгущались, окутывая опустевший дом пеленой тоски и одиночества.

Тишина давила на виски, прерываемые лишь шумом дождя за окном и редкими всхлипами, которые Анна уже не в силах была сдерживать. Внезапно тишину прорезал стук в дверь. Робкий, неуверенный.

Анна вздрогнула, на миг испугавшись, что Кирилл вернулся. Но нет, он ушел лишь утром. Вряд ли бы передумал так скоро.

Тогда кто? Гостей она не ждала, да и кому могло прийти в голову навестить ее в такую непогоду? Стук повторился, уже более настойчиво. Помедлив, Анна поднялась и направилась к двери. На пороге стоял незнакомый старик.

Насквозь промокший, съежившийся, жалкий. Редкие пряди седых волос липли ко лбу, в тусклых глазах плескалась растерянность. — Добрый вечер, милая барышня.

— Прошу простить за беспокойство, — старик говорил, тихо заикаясь от холода. — Я, кажется, потерялся. Еду к дочери в соседнее село.

— Да вот, вышел не на той станции. Непогода застала врасплох, а у меня и крыши над головой нет. Не позволите ли обогреться и переждать дождь? Анна замешкалась, не зная, как поступить.

С одной стороны, в столь тяжелый момент ей совсем не хотелось никого видеть. Меньше всего сейчас было нужно лишнее напоминание о жестокости и несправедливости мира. Но, с другой, сострадание не позволяло отказать в помощи попавшему в беду человеку.

— Что же вы на пороге стоите, проходите? — решившись, Анна отступила в сторону, пропуская гостя в дом. — Раздевайтесь, я сейчас чаю согрею и одежду вашу просушим. Старик неловко переступил порог, трясущимися руками стягивая насквозь промокшее пальто.

— Благодарю. — Право слова не знаю, что бы делал, если бы не ваше милосердие. Меня, кстати, Иваном Павловичем зовут….