Переехав в деревню из детского дома, сирота впустила переночевать СТРАННОГО старика, а утром увидела такое, от чего волосы ДЫБОМ стали…

Господи, да за что мне все это? Я ведь только хотела обрести семью, жить в мире и покоя. Неужели я прошу так много? — с тоской думала Анна, проглатывая подступающие слезы. Впереди маячила неопределенность.

Но она твердо знала — сдаваться нельзя. Что бы ни послала судьба, нужно держаться. Ради себя, ради своей мечты.

И верить, что рано или поздно черная полоса закончится. И солнце вновь засияет над ее жизнью. Вечер опускался на деревню, окутывая дома синеватой дымкой.

Анна устала, опустилась на диван, машинально щелкая пультом от телевизора. После тяжелого дня на фабрике хотелось лишь одного — забыться, отрешиться от гнетущих мыслей и сомнений. На экране замелькали кадры интервью.

Элегантная дама с проницательным взглядом что-то увлеченно рассказывала журналисту. Анна прислушалась. Речь шла о новом фильме известного режиссера Натальи Ивановны, покорившем Каннский кинофестиваль.

Внезапный возглас Ивана Павловича заставил ее вздрогнуть. — Это же Наташенька! Доченька моя! Немедленно звони ей! Скажи, что я здесь, что жду ее! Старик вскочил с кресла, лихорадочно тыча пальцем в экран. Его глаза горели, на щеках проступил лихорадочный румянец.

Анна опешила. Что он говорит? Неужели тронулся рассудком на старости лет? — Иван Павлович, да вы что? Какая дочь? Это же известная на всю страну режиссер! С чего вы взяли? — Я отец ей! — перебил старик, едва не срываясь на крик. — Думаешь, я родную кровиночку не узнаю? Набирай номер, говорю! Она должна знать, что я рядом! Он в отчаянии заметался по комнате, то и дело порываясь вырвать у Анны телефон.

Та растерялась, не зная, как успокоить взбудораженного старика. Может, и правда позвонить, вдруг и впрямь что-то прояснится. Но здравый смысл возобладал.

Нет, глупости все это. Откуда у простого деревенского старика такая знаменитая дочь? Наверняка обознался с просонья. Или… Или болезнь начинает брать свое, путая реальность с вымыслом.

— Давайте я вам лучше чаю заварю, — как можно мягче произнесла Анна, усаживая Ивана Павловича обратно в кресло. — А потом вы мне все-все расскажете про вашу дочку. Уверена, она чудесная.

Старик нехотя подчинился, но возбуждение не отпускало его. Он то сжимал подлокотники до хруста, то бормотал что-то невнятное, с мольбой заглядывая Анне в глаза. Сердце сжималось от сострадания и бессилия….