* «Ваша жена все еще жива», — сказала бездомная девочка. Миллионер немедленно начал расследование. От того что всплыло, всем стало плохо…

Затем ещё один, затем сотня, затем тысяча, стоя, крича, плача. Они не аплодировали ей. Они аплодировали звуку пробуждения.

Вернувшись в усадьбу Шевченко, Иван стоял в саду с Еленой. Розы, которые она когда-то посадила, снова начали цвести, яркие, стойкие. Речь Маши доносилась из маленького радио на столе рядом.

«Она уже не та девочка, которую мы встретили», — сказала Елена. Иван мягко улыбнулся. «Нет, она всегда была такой.

Мы просто наконец её увидели». Позади них, в доме, Роман и Юрий работали над финальной загрузкой, открытым архивом всех файлов, созданных Глебом, переданных проверенным Международным коалициям, журналистам и правозащитным организациям. Больше не сдерживаться.

Меч больше не в ножнах. «Я очистил метаданные», — сказал Юрий. «Даже если они попробуют восстановить, они будут гоняться за призраками».

Роман редко улыбнулся. «Тогда мы сделали свою работу». Но за сиянием надежды всё ещё таились тени.

Глеб снова исчез. Никаких подтверждённых следов, перехваченных сообщений, только слухи и страх. Некоторые считали, что он мёртв.

Другие думали, что он сменил имена, лица, возможно, даже стороны. Но Иван знал лучше. Глеб не прятался.

Он ждал. И всё же впервые это знание не тяготило его, потому что история уже не была о Глебе. Ни о нём, ни о Елене, ни о Романе.

Она была о Маше. Той ночью Маша вернулась домой не к овациям или к камерам, а к объятиям, объятиям Елены, молчаливому кивку Романа, твёрдой руки Ивана на её плече. Семья, не по крови, а по битве.

«Я скучала по вам», — сказала она, бросив сумку у двери. «Мы никогда не уходили», — прошептала Елена. После ужина они собрались у камина.

Снаружи пустынный ветер выл, стуча в окна. Внутри комната светилась тихим теплом. Маша сидела, скрестив ноги на ковре.

«Думаете, это когда-нибудь закончится?» — спросила она. «Нет», — честно ответил Иван. «Но в этом не суть».

Елена отхлебнула чай. «Суть в том, чтобы это никогда больше не стало тихим». Маша кивнула.

Она поняла. Поздно ночью, когда дом спал, Иван ходил по коридорам. Он остановился перед кабинетом, глядя на стену, где был в рамке набросок Маши.

Карандашный рисунок девочки, наблюдающей, как горит мир, её лицо освещено не страхом, а решимостью. Он выключил свет, позволяя лунному свету разлиться по полу. Где-то далеко, в тёмной холодной комнате, Глеб стоял перед зеркалом.

Уже не человек власти, не боготворимый и не внушающий страх. Просто человек.